Это были два мальчика-погодка, Хосито и Тониньо, и их сёстры пяти и трёх лет. Ведомые старшим братом, восьмилетним Хосито, дети целыми днями шатались по заднему двору и саду, играли друг с другом в различные нехитрые игры и ошивались возле кухни в надежде заполучить чего-нибудь вкусного. Хосито и Тониньо бегали по различным поручениям взрослых и старались не попадаться на глаза Инес, не устававшей повторять, что они зря едят хлеб, а девочки просто росли, как сорная трава. Дать детям хоть какое-то образование Сэльма отказалась наотрез, и лишь Хуан по своей доброте периодически обучал мальчиков грамоте.
Хосито был старше Майкла почти на два года. Увалень со слегка растопыренными ушами и красивыми карими глазами, он верховодил братом и сёстрами и частенько заменял им вечно занятую мать. Майкла он впервые увидел в день его появления, в момент, когда того рвало после съеденного супа, и с той поры страстно желал подружиться с ним, а для достижения цели применял все доступные его пониманию средства: старался почаще попасться на глаза, кидал в его сторону палки и мелкие камешки и не разговаривал, а практически кричал, когда знал, что он неподалёку.
Но Майкл не реагировал на Хосито, будто его и не было.
Однажды Хосито не выдержал и, решив обозначить некую позицию в неудавшихся отношениях с маленьким гринго, в один из дней, когда уставшее от собственного жара осеннее солнце перевалило за предвечернюю черту и на широкий двор перед главным домом легли внезапно выросшие тени, появился перед ним в сопровождении брата и сестёр.
Майкл стоял у кромки вымощенного камнем двора и наблюдал за тем, как Тереса подрезает росшие по его периметру розовые кусты, за которыми начинался ухоженный благодаря строгому надзору сад. В поместье было тихо: Инес гостила у дочери в Сальтильо, Гонсало и Хуан были в городе, Хесус спал, а служанки и Сэльма занимались своими делами.
– Ты чего это с нами не играешь? – крикнул Хосито, с вызовом глядя на Майкла.
В правой руке Хосито энергично крутил сорванный где-то гибкий прут, левую залихватски засунул в карман, короткие плотные ноги расставил в стороны. Боевая поза явно предназначалась для устрашения, но Майкл даже не повернул головы в его сторону.
– Я тебя спрашиваю, гринго, или кого? Эй! Чего не отвечаешь? – вновь подал голос Хосито.
Майкл по-прежнему делал вид, что рядом никого нет. Тогда Хосито сделал в его сторону ещё пару шагов и вновь крикнул:
– Спрашиваю в последний раз, гринго! Чего это ты с нами не водишься?!
– А потом что будет? – по-прежнему не оборачиваясь, спросил Майкл.
– Чего? Я чего-то не понял, ты чего там спрашиваешь?
– Что ты сделаешь мне потом, если я не стану отвечать? Ты же сказал, что спрашиваешь в последний раз, – услышал он в ответ.
Как и почему Хосито поступил подобным образом, он не смог объяснить себе ни в этот день, ни на следующий, ни потом, когда задавал себе этот вопрос, будучи уже взрослым и сильно пьющим парнем.
Он подошёл к Майклу и изо всей силы укусил его за щёку.
От сильной неожиданной боли Майкл закричал, яростно размазав кровь по мгновенно опухшей щеке, бросился на Хосито, и, вцепившись друг в друга, мальчики кубарем покатились по мощёному двору. Тут же, как по команде, испуганно заревели в один голос сёстры Хосито, а увлёкшаяся было своими мыслями Тереса вздрогнула и, бросив секатор, кинулась разнимать дерущихся.
Драка между сыном Сэльмы и подопечным Тересы по определению не могла быть долгой. Ловкий и сильный физически, что всегда удивляло Хуана и умиляло Тересу, Майкл быстро одолел своего более неповоротливого соперника, причём на бегавшую вокруг Тересу он не обращал никакого внимания. Разгром Хосито подтвердился и реакцией Тониньо, басистым рёвом присоединившегося к рыдающим сёстрам в момент, когда Майкл, придавив Хосито к земле, стал бить его кулаком по лицу.
Тересе пришлось значительно повысить голос, чтобы Майкл услышал её. Тогда он отпустил Хосито, поднялся с каменного покрытия двора и с выражением презрения на измазанном кровью и пылью лице нарочито медленно покинул место происшествия, а ошеломлённая Тереса напала на поверженного Хосито:
– Что это было, Хосито? Чего ты пристал к нему вообще?! Вот видишь, он разозлился и побил тебя! Ты этого добивался? Ну-ка, скажи мне, что случилось? Может, он тебя обидел чем-нибудь? Ты только скажи мне, а уж я с ним разберусь.
Предложение разобраться Тереса выдвинула специально, чтобы мнимым сочувствием заставить Хосито открыть причину конфликта между ним и Майклом, хотя на самом деле ей хотелось только одного – прибить сына Сэльмы за спровоцированную им драку. Но Хосито оказался крепким орешком и не стал реагировать на хитрость Тересы. Молча поднялся, ещё непослушными после побоища руками кое-как стряхнул, точнее, сделал вид, что стряхивает, с одежды пыль и, прихрамывая, пошёл прочь.
Гуськом потянулись за братом перепуганные дети.
Хосито так ничего и не сказал. Ни охавшей матери, ни сверлившей его ненавидящими глазами Инес, ни Гонсало, насмешливо бросившему ему издевательский вопрос:
– Что, мачо, уделал тебя малолетка гринго?
Он открылся лишь Хуану. И только потому, что Хуан задал правильный вопрос.
– Хосито, ты ведь и сам не знаешь, почему вдруг укусил его? – участливо спросил он. – У тебя само собой получилось, ведь так?
Ответом на заданный вопрос были разом хлынувшие слёзы, и Хуан сочувственно потрепал Хосито по вихрастой макушке, а Тересита больше не заводила с Майклом разговоров о дружбе. Только попросила быть добрее к детям Сэльмы.
– Они даже в школу не ходят. Жалко их, – сказала она, осторожно трогая след укуса на его щеке, чтобы удостовериться в том, что мазь из заветного шкафчика с травами и снадобьями действует как надо.
– Нет, – отрезал Майкл. – Они дурные. Бестолочь. Ничего из них не выйдет.
– Ладно, чертёнок, – добродушно проговорила она. – Потом поговорим. Беги играть.
Через пару секунд его уже не было возле неё.
Дневник Мораеша
Условие держать язык за зубами, поставленное Стивом Жуке Мораешу и без обиняков принятое им, оказалось весьма непростым к исполнению. Как можно не фиксировать для вечности собственный труд такого уровня, не складывать в портфолио очередные файлы и вообще делать вид, что занимаешься проектированием автобусной остановки, когда в голове роятся поистине гигантские планы, а в руках он держит открытые специально под проект счета? Как промолчать, когда хочется кричать во всю глотку? Мораеш откровенно не понимал, как возможно подобное издевательство над собой. К тому же он привык обсуждать каждый прожитый день с двумя самыми близкими людьми в жизни – с женой и тёщей. Сыну простых родителей из глубинки Байи, всему в этой жизни обязанному самому себе, Жуке Мораешу необходимо было ощущение опоры под ногами, и так уж вышло, что обеспечить её удалось только его жене и её матери. Они жили им и ради него, думали вместе с ним и общались только с ним. Мораеш и не оставил свою малоприбыльную работу никому не известным смельчаком, бросившим вызов обществу попыткой вести самостоятельную игру, именно благодаря надежде, которую вселяли в него его женщины.
