Время до розовой церемонии пролетело не заметно. Кирилл как-то умудрился до вечера не упиться в хлам, и был достаточно бодрым.
Сама церемония проходила нервно. Раздал розы сначала собутыльницам. Потом Кате и Мишель. Остались Маша и Оксана.
Сердце Ксюши сжалось от тоски. Оно в принципе и не разжималось сегодня, но в эту минуту стало ещё хуже.
Ее или выгонят или оставят без последней поддержки в лице Машуни. Вот ведь гад.
Машенька взяла ее за руку в молчаливой поддержке.
Обе стояли напротив него, глядя перед собой. Ксюша впервые увидела его за несколько дней. Глубоко внутри что-то сжалось. Выглядел ужасно. Грим не помог скрыть темные круги под глазами, скорбную складку у губ и потухший взгляд.
Он стоял рядом и пронизывал ее ледяным взглядом. Держал в руках две розы: белую и желтую. Челюсти крепко сжаты, желваки выступают очень четко, жилка бьется у основания шеи чересчур быстро. Стало жалко, его, себя, их, Даньку. Ничего не изменить. Правда может сделать еще хуже. В состоянии ли он ее услышать?
Хочет ли она остаться? Странный вопрос, на который у нее нет ответа. Как и на вопрос, хочет ли она уйти. Наверное, ей нужно время, небольшая отсрочка, чтобы все расставить по полочкам.
Кирилл закрывает глаза и протягивает белую розу.
Ксюша понимает, что не дышала и хватает ртом воздух, вызывая боль в горле, хватается рукой за больное место, прикрытое шарфом. Взгляд Кира останавливается на ее шее и проскальзывает в нем жуткая неутолимая тоска. Всего на мгновение. Ксюше плохо. Она протягивает руку и берет розу. Их пальцы соприкасаются, оба ощутимо вздрагивают, отскакивая друг от друга. Спасает Маша, заключившая ее в объятия. Ксюша плачет, молча глотая слезы. От этого в горле все болит.
Кирилл подает Маше руку и уводит с палубы.
- Машка, я дурак, прости меня.
- Не там ты, Кирюш, прощение просишь. Она любит тебя.
Кир гневно замотал головой, давая ей знак замолчать. Нет. Хватит.
И снова запой. Почти неделю, пока Фил не заявился к нему злой, как черт.
- Слушай. Одинцов, ты ничего не попутал? Мы вообще-то делом приехали заниматься! Уже больше месяца маемся с твоими невестами. Зрители ждут продолжение. Ты определись, помогаешь мне дальше или сливаешься!
Филип находился на грани. Дикое желание бросить все. Кир ему слишком близок. Да, шоу важно, и бьет рекорды по просмотрам. Все было бы великолепно, если бы герой не был его другом. А с ним творилось нечто пугающее. За все десять лет знакомства подобного никогда не случалось. Они и раньше пили вместе, даже не по одному дню, бывало такое, но две недели…. Превратил яхту в персональную пивнушку. И Фил не знал, как остановить. Все попытки натыкались на глухую стену непонимания.
Кирилл стоит перед ним, еще относительно трезвый, виновато опустил голову.
- Фил, не злись, все под контролем.
- Издеваешься? Две недели почти не снимаем, ждем, когда ты пропьешься и возьмешь себя в руки. Две недели целая толпа профессионалов сидит и ждет тебя одного! Это, по-твоему, нормально? Две недели зрителям сливаем всякую чушь, отснятую ранее. Кир, решай: или ты заканчиваешь дурью маяться, или подставляешь меня по полной, и мы закрываем проект. Потому что показывать твою пьяную физиономию на весь мир, я не собираюсь.
Кирилл молчал. Задумался. Сжал кулаки. Внимательно посмотрел на друга, оценивая его серьезность. Плохо, он предельно серьезен.
- Три дня. Через три дня я буду весь в твоем распоряжении. Тебя устраивает?
Фил неуверенно кивнул.
- Ты уверен?
- Да, Фил, железно.
- Кир, не подводи меня. – Харпер кивнул и отправился давать распоряжения. Яхта взяла курс на Майорку.
***
Эта неделя для Оксаны Сергеевны стала одной из самых тяжелых за последнее время. Яхта стояла на якоре, и если оставшиеся девушки развлекались с Одинцовым с обеда до поздней ночи, то она сходила с ума от безделья.
Хорошо Маша не уехала, а жила в каюте Фила. Никому ничего не объясняла. Курятник ее ненавидел. Мишель и Катя тусовались с остальными, правда в меру. У них во всю развивались отношения с парнями.
До обеда было ее время. Пока все отсыпались от ночных гуляний, они с Машей успевали позагорать, позаниматься в тренажерном зале, поплавать. Потом выползали курицы с предводителем, и появляться на палубе не хотелось.
Если все же приходилось с кем-то сталкиваться, это превращалось в театр одного актера. То есть театр одной курицы, которая читала ей лекцию на тему, как не красиво она поступила, и почему должна в ножках ползать у господина Одинцова за то, что еще не выгнал.
В этот раз столкнулась в тренажерке с Сашей. Явилась пораньше и возомнила себя ее подругой.
- Слушай, Оксан, ты сама во всем виновата. - Ксюша закатила глаза. Опять. Одно и тоже. - Ты же знаешь, с чего началось. Этот телефон тебе не подбросили, он твой. А объяснений так никто и не дождался. Я хотела стать твоей подругой, правда, но пока вас не было эти… они заставили меня. А сейчас я уже не могу уйти. Ты должна что-нибудь сделать, иначе эти куклы, с которыми он спит, победят в шоу. А мне ой как не хочется. Я не могу им противостоять, я слабая и делаю, что они говорят. Но я, честно, не хочу.
Ксюша побледнела, спускаясь с беговой дорожки. Она еще не закончила, но бежать уже не могла, ноги подкосились после сказанного.
- Что, правда спит? – она взяла бутылку с водой и отпила, чтоб скрыть свое перекошенное лицо.
- Ты не знала? Прости, я думала, все знают. – Саша замялась и начала отступать, - в общем, я хотела предупредить, если у тебя есть, что сказать, не тяни…
Она убежала. Ксюша устало опустилась на пол, сложив руки на коленях и опустив на них голову.
А чего она ожидала?
И есть ли ей что сказать ему?
А хочет ли она теперь?
Столько вопросов и ни одного ответа. Время идет, ничего не меняется. Она пять лет хранила тайну по причине страха. Это липкое чувство стало ещё сильнее в виду его мерзкого поведения. Где гарантия, что он не заберет Даню? Ее бросает в дрожь от одного этого слова.
Второй вопрос, стоит ли теперь признаваться? Зачем ей этот человек? Горло почти прошло, остались лишь пятнышки желтые на шее и легкая хрипотца. А если он именно такой настоящий? Жестокий тиран, любящий поднимать руку на женщин. Где правда? Там на Сардинии или здесь и сейчас? Пьет, бьет и спит с другими. Какой Одинцов настоящий? Сердце сжалось, вспоминая, каким он был там. Идеальным. Разве так бывает? А ведь она все время сомневалась в его искренности. Слишком он казался влюбленным, слишком заботливым. Всхлипнула. Слезы переполнили глаза и хлынули наружу. Да, в нем не уверена, зато свои чувства не скроишь. Она любила и тогда, и сейчас, хотя невероятно обидно и больно. При этом присутствовало небольшое чувство вины – как-никак она ему врала. Что делать? Есть ли выход?
