- Понятно, пригласил меня сюда, чтобы заручиться моим прощением? Хорошо.
Кирилл смерил ее странным взглядом.
- Нет, милая. То как ты это сказала, доказывает, что тебе совершенно ничего не понятно. Думаешь, мне нужно твое прощение просто, для галочки? Скажи, откуда в твоей довольно не глупенькой головке такие мысли, а? Что ты там себе напридумывала опять?
Ксюша предпочла промолчать, нежели отвечать на этот не простой вопрос. Чего только она не напридумывала. Уже и не скажешь точно.
- Так и знал. Ладно, зайдем с другого конца. У меня есть для тебя сюрприз. Подождешь здесь или пройдем в гостиную?
Выбрала подождать. И обдумать. Кирилл ушел. И что мы имеем? Он пытался извиниться, но как-то не очень получилось. Действительно не умеет? За те обиды, что он ей нанес, вряд ли можно отделаться простым извини, хотя даже его не было. С другой стороны, он понимает, что все не просто. Нужно что-то большее. А теперь вопрос: есть ли то, что смогло бы оправдать его в ее глазах? Готова ли она к этому? Сможет ли? Скорее нет, чем да.
Вернулся Одинцов с ноутбуком и поставил перед ней. Встал за спиной и начал что-то открывать на экране. Ксюша замерла, боясь вздохнуть. Близко. Слишком. Его дыхание щекотит ее щеку, а запах дорогого парфюма ноздри. В глазах пелена. Как же давно не ощущала его так близко, чуть повернись и можно коснуться губами. Ах, как заныло в груди и пронзило до кончиков пальцев, которым вдруг болезненно захотелось коснуться.
- Внимание, звонок идет, надеюсь, они не заняты.
Он словно невзначай касается рукой ее предплечья, а подбородком ее виска. И она бы точно сделала какую-нибудь глупость, если б не звонкий детский голосок:
- Мама! Мамочка! Это ты? Правда? – Данечка! Ксюша едва не завизжала от радости. Кирилл пригладил ей волосы и отошёл в сторону, давая ей возможность пообщаться с сыном.
- Да, Данечка, конечно я. Привет, мое солнышко. – Ксюша не сводит глаз с экрана, разглядывая сына, которого так давно не видела. Он вырос за это время.
- Мамочка, когда ты приедешь? Я скучаю.
- Скоро, милый, уже очень скоро. Как у тебя дела? Ты где?
- Мы в больнице с дядей Витей! Тут так классно! Совсем не так как у нас. Я уже холошо могу стоять, а ходить пока не так холошо.
Ксюша прикрыла рот, чтоб не зарыдать. Нет, Даня все умел, но стоял не долго, тонуса не хватало, ходил еще меньше и с опорой. Ее взгляд нашел Кира. Мужчина приложил палец к губам, давая знак молчать.
- Данечка, я очень-очень рада. Постараюсь вернуться как можно скорее. Мы теперь все время будем рядом, больше никуда без тебя не уеду. Ты поправишься, и мы везде будем вместе.
- Холошо, мамуль. Я видел тебя по телевизолу. Ты самая класивая.
- Спасибо, мой хороший, ты у меня тоже красавчик, - чуть не сказала, весь в папу. А папа сидит и странно всматривается в ее лицо. Смутилась.
- Мамочка, я тебя очень люблю.
- Я тоже, зайчик маленький, я тоже.
- Мамочка, у нас сейчас масас будет, я пошел.
- Конечно, дорогой. Целую тебя. – Она приложила пальцы к губам, а потом к экрану. Сын повторил. Раньше они иногда общались по скайпу и всегда так прощались. Экран погас.
Ксюша сидела молча глядя в пустоту. По щекам, кажется, текут слезы. Говорить не хочется. На сердце радостно, потому что понимает, Кирилл это сделал – занялся лечением Дани. Наверное, когда летал в Москву. Просто так, не зная, что Даня его сын.
- Ты не обязан был это делать, - прошептала она.
- Знаю. Не мог иначе. Я как услышал, сразу улетел в столицу, в тот день, когда ты пропала. Мы с Виктором Андреевичем едва успели сходить на консультацию, когда мне позвонил Фил. Пришлось вернуться. Дал указания своему помощнику, он все организовал. Даже приезд ортопеда из штатов. Они совместно с российскими докторами разработали программу реабилитации для Данила. Обошлось без операции.
Ксюша не выдержала и подбежала к нему, Кир подскочил с кресла. Обняла и поцеловала в щеку.
- Спасибо, Кирилл. Ты не представляешь, как много это для меня значит.
Мужчина обнял ее в ответ. Нежно, положив подбородок на макушку.
Стояли так некоторое время, потом Кир не решительно прошептал:
- Оксаночка, родная моя, я так хочу, чтоб между нами стало все как прежде. Скажи мне, как исправить вину?
Ксюша вздрогнула и отодвинулась.
- Так ты…
- Нет! Не говори этого! Я помог Данилу, не поэтому. И никогда не предполагай такого, понятно? Я сделал искренне и бескорыстно, не обижай меня своими предположениями.
- Хорошо. Знай, это ничего не меняет. Я тебя простила, но вряд ли смогу еще раз довериться. Слишком много нужно забыть того, что просто невозможно забыть.
Она вернулась в кресло, слегка поежившись. Что ж опять так холодно. Начинает напрягать.
- Холодно? Малыш, прости меня, я снова тебя расстроил, подожди.
Он куда-то убежал.
Ксюша схватилась руками за голову. И что дальше? Что это значит? Он выбрал курицу или нет? Зачем такие предложения, если ему интересна другая? В принципе, какая разница? Вопрос совершено в другом: как ей быть? Неужели способна совершить такую глупость? Ломануться прямо на те же грабли, которые валяются в ее саду уже шесть лет? Третий раз? Судя по тому, как учащенно забилось в груди, ему просто не терпится. Оксана Сергеевна, ты где? Где разум? Где рассудительность? Тишина.
На плечи опустился мягкий плед. В руки сунули стакан со светло-коричневой жидкость. Принюхалась: травка какая-то. Успокоительное видимо. Кир обошел ее и закутал посильнее. Взял в руки ее ладони. По сравнению с его горячими и большими, ее казались поразительно хрупкими, почти прозрачными и жутко ледяными.
- Девочка моя, прости, меня. – Кирилл вдруг опустился перед ней на колени, все еще не выпуская рук. – Я такой идиот, просто тупой болван, дурак, гад, свинья. И много чего еще. Знаю, что простить меня почти не реально, но это почти, оно и дает мне надежду последние две недели.
Ксюша освободила руки, он обнял ноги, прижимаясь лицом к коленям. И как ему объяснить, если и сама не знает, хочет ли отказываться от третьего шанса.
- Оксаночка, родная моя, да, я сглупил. Даже не так. Это было реально помешательство. Когда прочитал те слова, у меня словно красная пелена перед глазами встала. Мозг не мог работать нормально. Ты знаешь, что такое удушающая ревность?
- Когда ты кого-то душишь? Или когда тебя душат? А? Одинцов! Как ты поднять смел на меня руку? – наконец-то вырвалось наружу. – Какое ты имел право меня трогать? Наплевать на ревность и другие причины! Нельзя руки распускать! Точка. Как мне тебе доверять, если до сих пор иногда тебя боюсь. В тот день в больнице, когда я тебя выгнала, мне снились твои руки на моей шее. Просыпаюсь, а тут ты, за ручку держишь. Как я не заорала на всю больницу, не знаю.
