Теперь, когда она была готова, сердце ее быстро билось.
На обеих щеках заалело по яркому пятну, но сегодня они появились без помощи косметики. Ресницы — длинные, темные, загнутые — были столь же прелестны, как тогда, когда она подкрашивала их, чтобы подчеркнуть огромные зеленые, с золотыми искорками, глаза Дезире. Только губы не были больше естественными, как у Корнелии в прошлом. Она использовала губную помаду, подаренную ей Рене в Париже, и когда улыбнулась себе в зеркале, красные губы маняще изогнулись, и была в этом женственность и в то же время застенчивость невинного ребенка.
Корнелия была готова, но все равно вниз не спускалась. Наступила минута, которой она так жаждала и в то же время боялась. Ей казалось, она не сможет сдвинуть с места отяжелевшие стопы и не осмелится сделать последний шаг в неизвестность.
— Кареты прибывают, ваша светлость, — забеспокоилась Вайолет.
Наконец Корнелия заставила себя пересечь широкий коридор, куда выходила ее спальня, и остановилась на верхней ступеньке лестницы. Внизу, в огромном мраморном холле, появлялись первые гости. Герцог приветствовал их, через минуту ему предстояло выйти на ступени крыльца, чтобы принять их величества.
Корнелия медленно начала спускаться, положив руку на перила, и от ее шагов только тихо шелестела юбка. Она спускалась все ниже и ниже. Сердце Корнелии так громко колотилось, что она испугалась, как бы его не услышали те, кто стоял в холле; когда до конца лестницы оставалось шесть ступенек, герцог обернулся и увидел ее. С минуту он тупо смотрел на нее, кровь отхлынула от его лица. Он сделал шаг вперед.
— Дезире!
Казалось, голос застрял у него в горле.
— Корнелия! Я бы ни за что тебя не узнала! — Это была Лили, которая выплыла вперед, чтобы поцеловать племянницу мужа с неискренней сентиментальностью. — Дорогая, как ты изменилась! Неужели в этом виноват Париж? Я в полном изумлении. В первый момент даже не поверила, что это ты.
Корнелия высвободилась из объятий Лили, чтобы поцеловать дядю и поздороваться с другими гостями, с которыми уже встречалась раньше. Только когда с приветствиями было покончено, а высокий, довольно пронзительный голос Лили все еще выводил рулады по поводу ее измененной внешности, Корнелия нашла в себе силы вновь посмотреть на герцога.
Он не сводил с нее ошеломленного взгляда, какой бывает у человека, оказавшегося в водовороте и не знающего, что предпринять. Их глаза встретились, и Корнелия не смогла ни пошевелиться, ни дышать.
— Дрого! Их величества! — послышался властный окрик Лили, и герцог, как зачарованный, пересек холл и вышел на парадное крыльцо.
— Пройдемте в гостиную, — предложила Корнелия чужим голосом.
Лили болтала без умолку, дядя Джордж задавал вопросы, но Корнелия не имела ни малейшего представления, о чем они говорили и что она им отвечала. Она только знала, что когда несколько минут спустя появились король с королевой, ей удалось присесть в реверансе грациозно и с достоинством.
С той минуты весь вечер проходил как во сне, и все, что она делала или говорила, казалось нереальным. Она сидела за одним концом длинного обеденного стола и через горы золотых украшений и мили искусно скомпонованных орхидей могла разглядеть только макушку герцога.
Корнелия веселилась и без стеснения разговаривала с королем, сидевшим справа от нее. Он смеялся ее шуткам и говорил ей комплименты, но она все равно не представляла, о чем они беседовали; и комната, и все ее обитатели казались картинкой волшебного фонаря.
Когда дамы покинули столовую, Корнелия осознала, что Лили отпускает язвительные, колкие замечания в своей очаровательной манере, но все равно они не смогли ее задеть, и она даже не пыталась понять их.
Затем последовала игра в бридж и музицирование, а когда наконец герцогиня Ратленд поднялась, чтобы увезти с собой гостей, все выразили искреннее сожаление, что время пролетело так быстро.
— Теперь мы будем ждать вечеров в Котильоне с еще большим нетерпением, чем раньше, — любезно произнесла герцогиня.
— Я всегда чудесно провожу время в Котильоне, — добродушно заметил король своим гортанным голосом. — Из вас вышла очаровательная хозяйка, моя дорогая.
— Благодарю вас, ваше величество. Герцог провожал к карете королеву, Корнелия вышла с королем в холл. Она присела в реверансе, и он еще раз выразил свою благодарность.
— Я собираюсь к вам на первый отстрел фазанов, — сказал он. — Надеюсь, вы не забыли пригласить меня?
— Вряд ли нам это удалось бы, сэр, — ответила Корнелия.
Он рассмеялся, и Корнелия услышала, как король шутит с герцогом, садясь в карету. Начали прощаться и остальные гости, в суматохе замелькали пальто и накидки, мягкие вуали и шифоны покрыли замысловато причесанные головы, последние гости удалились.
И тут Корнелия почувствовала испуг, даже страх, граничащий с паникой. Не смея оглянуться, она прошла в гостиную. Впервые за весь вечер сон испарился, наступила реальность. С самой первой минуты их встречи в холле она боялась поднять глаза на герцога, помня, каким бледным и потрясенным он выглядел, когда произнес ее имя. Но потом у него было время прийти в себя, время, чтобы осознать, как она с ним поступила.
Корнелии внезапно стало холодно. В камине горел огонь, и она протянула к нему руки, вздрагивая. А вдруг он не простит ее за то, что она выставила его в глупом свете? Любовь, которая способна вынести потрясения, беды, лишения, часто увядает при звуке смеха. А вдруг он возненавидел ее за то, что она сделала?
Корнелия услышала, как закрылась дверь в дальнем конце комнаты, но не осмелилась повернуться, не осмелилась взглянуть ему в лицо. Она слышала, как он идет по ковру, медленно и решительно. Как часто замирало ее сердце при звуке его шагов! А сейчас она могла только дрожать. Он подошел к ней очень близко, но голова ее была опущена, она смотрела немигающим взглядом на огонь, от которого, казалось, вообще не шло никакого тепла.
— Это правда… или я сошел сума? — произнес он, и Корнелии показалось, что голос его звучал не сердито, а очень печально.
— Это правда, — заставила она себя произнести через силу.
— Ты Дезире, а Дезире — Корнелия.
— Да.
— Как я мог быть таким слепым?
— Каждый видит то, что ожидает увидеть, — ответила Корнелия словами Рене. — Ты не ожидал увидеть свою жену в «Максиме».
— Безусловно, нет.
Наступило молчание, и хотя Корнелия не смела поднять на него глаз, она знала, что он смотрит на нее, пытаясь найти в ее лице хоть какое-то сходство между двумя женщинами, которые на самом деле были одной.
— Это все очки, те уродливые, отвратительные очки, — наконец произнес он. — И все же я не понимаю. Ты сказала, что ненавидишь меня, и я поверил — но Дезире, казалось, не испытывала ко мне ненависти.
— Я сказала… тебе, что… ненавижу тебя, — заикаясь проговорила Корнелия, — но… это была… неправда.
