- А почему я должна жалеть ее? - надменно воскликнула я. Эта словесная дуэль начинала меня раздражать. Но, проклятье, кузен прав: он единственный, с кем я могла поговорить о случившемся. Держать все в себе слишком невыносимо. - Это ОНА перешла границы дозволенного! С ней поступили по справедливости.
- Может, и так. Но ты знаешь, что за жизнь ей теперь уготована? Работный дом
[14] — самое лучшее, на что она может рассчитывать! Думаешь, Брукс простит тебя после этого?
- Мне плевать, О'Брайан! - кровь бросилась мне в лицо, а руки сами собой сжались в кулаки. - Брукс должен был думать раньше. До того, как полюбил зажимать ее в конюшне.
- Лжешь, Марс. Тебе вовсе не плевать. Ты заигралась, сестренка, и сама понимаешь это. Впрочем, сейчас все это и правда не важно. Шутка с конюхом в прошлом, теперь же начинается наша история... - брат сделал многозначительную паузу. - Ты ведь не собираешьcя ускользнуть от своего обещания?
Я нашла в себе силы надменно усмехнуться.
- Как ты можешь на что-то надеяться после того, как обманул меня? Пари аннулировано. Я ничего тебе не должна!
- Знаешь, что должна, - он сказал это тихо, почти грустно, и провел кончиками пальцев по моей щеке. Я отвернулась. - Не так-то просто переступить через слово наследницы клана...
Я и правда не нашла в себе решимости прийти к Бруксу ни в этот, ни на следующий день. Не пыталась вызнать, приходил ли он в леваду к назначенному времени, ожидал ли занятия... Я не могла понять, простила ли его. Но с каждым часом, проведенным вдали от тренера, нарыв в душе кровоточил все сильнее.
Лишь осознание того, что я прячусь, будто виновная, заставило набраться смелости и прийти в конюшню. Птица давным-давно заждалась ласки и внимания, и мне было совестно игнорировать ее дальше. Я пришла днем, когда шансы встретить берейтора были минимальны. При виде пустых денников и затемненного даже в светлое время суток коридора у меня болезненно сжалось в груди. Перед глазами встала случайно подсмотренная сцена чужой страсти, и на секунду захотелось трусливо сбежать на воздух... Но нет. Это моя конюшня, мой дом и моя земля. Не позволю каким-то воспоминаниям встать между мной и моей целью!
Я дошла до денника Птицы и осознала, что зря проверяла себя на прочность: кобылы в отведенном ей деннике не было. Впервые за последние пару недель она паслась в поле вместе с табуном. Это было хорошо — значит, Айрин шла на поправку, но вместе с радостью я ощутила толику разочарования. Зачем-то все-таки зашла в пустой денник и взяла в руки скребницу, представляя, как провожу ей по блестящим бокам моей лошади.
Позади тихо стукнула дверца стойла. В проеме, загораживая собой проход, стоял Брукс.
Мамочки! Вот я и попалась... Адреналин мощной дозой прошел по телу, заставляя его выпрямиться и напрячься. Я хотела поздороваться, но не смогла выдавить ни звука. Можно даже не надеяться, что он очутился здесь случайно. По мрачному, направленному на меня взгляду становилось ясно — тренер пришел поговорить. И этот разговор вряд ли придется мне по душе...
- Это вы были здесь тем вечером? - медленно спросил Адам, кладя руку на свернутый, висящий на поясе кнут: самое жестокое средство устрашения непокорных лошадей. Ни разу не видела, чтобы он использовал его против них.
Я дернулась от вопроса, словно он меня и правда ударил.
- С чего мне приходить в конюшню вечером, конюх? - дерзко соврала я, понимая, что отсрочиваю неизбежное: долго сдерживаемый гнев вот-вот прорвется наружу, разнесет нас с ним в клочья... Вдалеке уже грохотал гром, предвестник скорой бури.
- Врешь, - он сделал шаг по направлению ко мне, снимая кнут. Незаметное движение рукой, и свернутый в клубок шнур из бычьей кожи взвился в воздух, щелкнув по полу недалеко от моих ног.
Удивительно - если минутой ранее меня испугал вопрос, то сейчас я даже не дрогнула.
- Ты угрожаешь и грубишь своей госпоже, Брукс? - вдруг улыбнулась я. Сама не знаю, из каких темных недр души выскочила эта улыбка: широкая, наглая, почти оскал...
- Госпожу плохо воспитывали в детстве. Ей не объяснили, как нехорошо лезть в чужие дела и подглядывать за взрослыми... - удар кнута снова разорвал тишину пустой конюшни, молниеносным броском кобры громыхнул слева, смахнув со стены щетки и скребки. Те разлетелись и проскакали по глиняному полу, словно стайка испуганных лягушек.
- И поэтому ты решил ее немного проучить? - я не боялась его кнута. Ярость от сравнения с ребенком полыхнула во мне вместе с безбашенным желанием. - Давай, приступай!
Господи, как же я скучала по нему! По его темным глазам и волосам, шляпе и ставшему притягательным запаху табака. Гнев Брукса пролился бальзамом на мою измученную сомнениями душу. Я простила бы ему что угодно, даже Банни, но только не равнодушие. Скажет ли он, что тоже скучал?..
- Как ты поступишь, Брукс? Сделаешь со мной то же, что и с той служанкой?.. - я дышала с трудом, грудь тяжело поднималась и опускалась, корсет давил на бока — мне вдруг стало нестерпимо тесно в облегающем корсаже. - Мне отойти к стене? Задрать юбку, или ты поднимешь ее сам?..
Я смотрела тренеру прямо в глаза, подначивала его, дразнила — хотела задеть побольнее и в то же время отчаянно мечтала, чтобы он и правда проделал все это. Мои пальцы нащупали подол и потянули его вверх, обнажая сначала сапожки, потом нижний край кружевных панталон... Я перешла через грань, очутившись в иллюзорном мареве гнева, страсти и надежды: в нем теряли смысл правила и каноны обычного мира, там оставался лишь один закон — следование велению сердца.
Мужчина замер, наблюдая за моими движениями. В его глазах тоже промелькнуло что-то бешеное, ненормальное — искра, вспыхивающая опаляющим жаром в сухом воздухе конюшни. Он уронил кнут и подошел ко мне, посмотрел так, что подогнулись ноги...
- Это ты ее выгнала?
- Да, я! - со злым упоением выкрикнула ему прямо в лицо и бросилась на него с кулаками, молотя куда попадя. После всего этого он все еще думает о своей Банни?! - СВОЛОЧЬ! Ты прав, я ВСЕ ВИДЕЛА! Как вы посмели?! За моей спиной! Когда я... Когда мы...
Мой крик перешел в визг. Я била его по груди и плечам, пару раз наотмашь угодила по щеке, обжегшись о колючую щетину.
- «Когда мы» ЧТО? - прорычал Брукс. - Опомнись!
Он схватил меня, прижал к себе, гася приступ ярости. Я больше не могла дотянуться до него, поэтому просто со всей дури укусила его за предплечье. Он дернулся, но не отпустил.
- Я люблю тебя, - с жаром прошептала я в пахнущую терпким мужским запахом ткань рубашки, - но я не жалею о том, что сделала! Если бы мне представилась возможность, выгнала бы ее снова! Я бы свергла ее так низко, как только смогла, слышишь?!
