Грохнул уже настоящий, ничем не сдерживаемый смех, и отец наконец соизволил уступить место другим желающим пообщаться с Бруксом зрителям. Мы ушли с поля, и я не могла понять, какие чувства испытываю, снова отдаляясь от любимого. Облегчение — да! Но была и тоска, гложущая сердце печаль. Я не хотела снова расставаться с ним, даже если он был тем, кто мог в один момент превратить мою жизнь в ад.
На обратном пути к карете мы встретили Кавендишей и отправились вместе домой. Я всю дорогу молчала, погрузившись в зыбкое, полное фантазий и несказанных слов состояние. Остальные решили — это от шока. И в чем-то оказались правы.
По лицу старшего Кавендиша нельзя было понять, что он думает по поводу моего бездарного разбазаривания семейного состояния. Младший же, судя по всему, вовсю веселился, хоть и не показывал этого внешне.
- Пообещайте никогда не играть в азартные игры, мисс, - произнес он, целуя мне на прощание руку. - Это совершенно не ваше!
Несколько следующих дней пролетели в том же самом полусне-полуяви. Я гадала, где и как нам с Адамом Бруксом будет суждено снова свидеться, пока отец не огорошил меня очередной «сногсшибательной» новостью.
«Мне нужно на некоторое время уехать из Лондона в Ньюбридж... Нет, Марс, я не возьму тебя с собой. Ты пока поживешь в усадьбе Кавендишей... О, не волнуйся, в этом нет ничего неприличного!»
Глава 28. Наваждение
С каких пор у мечты появилось имя? Как давно сновидения обрели форму, цвет и запах?
Марс О'Коннор. Эта девчонка, заявившаяся к загону прямо в вечернем платье. Маленькая рыжеволосая ведьма, раскрасившая обычный вечер ноткой роскоши и безумия. Тонкая и совершенно несгибаемая.
Помню, как сейчас: «Ты будешь учить меня прыжкам, конюх...» и смотрит так, будто перед ней гнусное насекомое, а не человек.
Дерзкая, своенравная, наглая. Привыкшая, чтобы подчинялись сразу и бесприкословно. Выполняли любые прихоти, улыбались и кивали головой, словно болванчики.
Она играла со слугами, словно с куклами из игрушечного домика. Расставляла по местам, приказывала исполнять отведенные роли и жутко обижалась, если марионеточные фигурки выходили из-под контроля. Погружалась в игру с головой, уходила в нее без остатка, забывая где выдумка, а где реальность.
Сначала подумал, что ее приказ — просто шутка: какие ей прыжки, какая верховая езда? Сиди дома, миледи, и расшивай носовые платочки, или чем там еще занимаются благородные леди в свободное время... Нет, ошибся. Она бы прыгала. Взяла бы любую высоту, какую я не предложил. На коне Марс О'Коннор преображалась. Превращалась из скованной злым заклятием ледяной принцессы в чувственный, искрометный вихрь. Любила свою лошадь больше кузенов и сбежавшего отца. Никогда прежде не видел, чтобы кто-то, сидя верхом, казался настолько совершенным...
Несмотря на огрехи посадки и все те мелкие недочеты, что я так тщательно выискивал на каждом занятии, Марс была потрясающе естественна в седле. Они с Айрин дополняли друг друга, становились единым целым... Я хотел совсем запереть Птицу в стойле, но быстро понял — лишить молодую госпожу лошади значит медленно, верно убить. Она не смогла бы без верховой езды. Испепелила бы себя своим неуемным огнем и энергией.
Смешно вспомнить, чего я только не делал, чтобы прекратить наши встречи. Цеплялся по мелочам, никогда не хвалил, хотя она жадно этого ждала, не хотел обучать конкуру... Я вел себя по-свински не потому, что хотел снова и снова свергать маленькую королеву с небес на землю — хотя и это тоже, чего скрывать — просто Марс О'Коннор слишком сильно отвлекала от работы. Постоянно маячила перед глазами, занимала мысли, казалась слишком нереальной для трудовых будней берейтора.
Она приходила в леваду и становилась нежным цветком, распустившимся посреди бедности, грязи и навоза. Дразнила ворохом кружев и батиста, кружила голову ароматом дорогих духов...
Самая несносная из всей господской семьи и при этом самая яркая. Незабываемая, словно ночной кошмар, будто сладкий, полный неги и желания сон, от которого горят и наливаются огнем чресла. С виду сильная и уверенная, а если приглядеться — просто девчонка, неловкая и напуганная. Беззащитный котенок под шкурой тигрицы.
Она напоминала мне Элайзу, погибшую младшую сестру, пробуждала чувство вины и тоску по семье. Безмолвно требовала быть рядом, оберегать, защищать и... делать то, что с сестрами делать совсем не принято. Сестер не хотят до вспотевших ладоней, сбитого дыхания и зубовного скрежета. Эта двусмысленность сводила с ума, но до поры до времени казалась просто блажью и временным помутнением рассудка.
Когда же я впервые понял, что юная стерва обосновалась в голове гораздо прочнее, чем казалось на первый взгляд? Что непозволительная страсть стремительно перерастает в нечто большее, сжигающее и изнутри, и снаружи?
Наверно, когда она нагрянула в «Золотую треску». Снова заявилась в мое пространство, как к себе домой! Заполнила, отравила всё — мысли, сны, работу, даже дешевую посиделку с покером и шлюхами. Стало ясно: ни днем и не ночью, ни в алкоголе или дыме сигар - от нее не спрятаться, не спастись...
Играть и так не было настроения, а после нее - просто вешайся! Я тогда пошел за госпожой, прервал партию, хоть парни и грозились повесить на меня весь проигрыш. Продефилировала к выходу, собирая похотливые взгляды: прямая, гордая, сияющая — в пабе таких отродясь не видывали. Нарвется ведь на неприятности! Для таких это легче легкого.
А как увидел, что ее те подонки к стене прижали и юбку уже успели задрать — словно приложили чем-то тяжелым... Гнев, ярость и туман в голове... Очнулся, лишь когда брызнуло по рукам чем-то липким и горячим. Одна внятная мысль — убить, уничтожить, стереть в порошок... Полное безумие!
Безумие — это Марс О'Коннор. Марс О'Коннор — морок, соблазн, наваждение!
Упрямая и беспардонная, словно сам дьявол, и при этом хрупкая, нежная. Прикоснешься — дрожит и трепещет, отзывается каждой клеточкой тела. Смотрит широко открытыми глазами, отдает всю себя.
Ни одна из женщин не идет ни в какое сравнение с ней. Никакая служанка даже рядом не стоит. Аристократка, она и есть аристократка — нежные руки, чистая кожа, дорогие платья и этот восхитительный запах...
А потом был этот ужасный инцидент в конюшне и... я просто ушел. Испугался, но не возможного наказания (отхлестал госпожу — уму непостижимо!), а того, что превращаюсь в нечто непредсказуемое рядом с ней. Теряю рассудок, откровенно схожу с ума. Я сбежал из Ньюбриджа, как самый настоящий трус, наплевав на деньги и приличное место. Уехал так далеко, как только мог, иначе вернулся бы обратно и продолжил начатое.
Мы покидали Ирландии вместе — я, Банни и тень Марс О'Коннор. С первой мы расстались в Лондоне: я помог ей устроиться в один из приличных домов и ушел, несмотря на мольбы и просьбы остаться. Со второй расстаться так и не удалось. Даже сейчас, спустя столько времени, ощущаю ее голую задницу под своими ладонями... Слышу хриплый стон, когда она, запрокинув голову мне на грудь, умудрилась кончить прямо сидя на коне.
