— Если у вас будет слишком много работы, я вам помогу, — предложила она, когда камеристка явилась к ней с каким-то поручением от Китти.
Камеристка ошеломленно уставилась на Лину.
— Вы… вы так добры, миледи…
— Я знаю, как трудно собираться в дорогу, — сказала Лина. — Если будет очень трудно, вы мне скажите, и я сделаю, что смогу.
Она улыбнулась и добавила:
— Я неплохо шью, и мне нередко приходилось помогать в шитье моих собственных платьев.
Она чуть было не сказала это в настоящем времени, но вовремя спохватилась.
» Надо быть осторожнее, — подумала она. — Если я выдам себя, леди Берчингтон мне никогда этого не простит».
Когда Лина услышала, как леди Берчингтон разговаривает со своей камеристкой, которую звали Смит, она поняла, что ей и в самом деле крупно повезло. Со слугами Китти не церемонилась.
Впрочем, Смит действительно частенько заслуживала выговора. Она была ужасно нерасторопна и нередко забывала, что ей приказывали.
Но Лина по мере сил помогала ей, и к тому времени, когда они отправились в Париж, Смит была предана ей душой и телом.
Путешествие проходило весьма занятно. Разумеется, для леди Берчингтон и ее подруг в этом не было ничего удивительного, но Лина упивалась новыми впечатлениями.
Когда они высадились в Кале и сели в поезд, каждому из них был предоставлен отдельный вагон. Лина узнала, что это сделано по распоряжению герцога. Три камеристки и лакей лорда Берчингтона тоже ехали в отдельном вагоне. А господа предпочитали проводить время в уютной гостиной, где им прислуживали официанты. Кроме того, в каждом вагоне была спальня, где можно было прилечь вздремнуть.
Лине все время хотелось повторять:
«Какая роскошь!»
Но она благоразумно держала язык за зубами. Ведь ее спутники принимали это как нечто само собой разумеющееся.
Лина была немало удивлена, обнаружив, что лорд Берчингтон — единственный мужчина в их компании. Из общей беседы она узнала, что маркиз Хоулм и граф Пендок не стали сопровождать своих супруг в Париж, находя это чрезвычайно скучным.
И отчего-то оба они недолюбливали герцога Савернского — Лина только никак не могла понять за что.
В поезде разговор шел о людях, которых Лина не знала, и три грации, злорадно посмеиваясь, рассказывали друг другу двусмысленные анекдоты, касающиеся их знакомых.
Лине было неприятно слушать их разговоры, и это несколько отравляло ей замечательное путешествие. Поэтому она держалась немного в стороне и просиживала у окна, любуясь проносящимися мимо пейзажами.
Северная Франция оказалась в точности такой, какой Лина себе ее представляла: бесконечные плоские равнины без единой зеленой изгороди, которые так привычны глазу англичанина.
Вдоль дорог тянулись ряды кипарисов. Разноцветные поля были похожи на затейливое лоскутное одеяло, и Лина не уставала любоваться ими.
Когда стемнело, за окном ничего не стало видно, но зато в стекле появилось отражение Лины. Лина смотрела и не узнавала себя. На ней было прекрасное дорожное платье, принадлежавшее раньше графине Пендок. А шляпка, украшенная страусовыми перьями, казалась Лине верхом элегантности. Она и не думала, что когда-нибудь сможет надеть что-нибудь подобное!
Одежда должна была подчеркивать ее статус замужней женщины.
Прошло пять дней, а Лина все еще не привыкла носить обручальное кольцо. Каждый раз, как она снимала перчатки, кольцо бросалось ей в глаза, словно красный сигнал маяка на море.
«Что-то будет в Париже?»— думала она. А поезд все мчался сквозь тьму к столице Франции.
На небе загорались первые звезды, и кипарисы казались ей теперь темными перстами, угрожающе устремленными вверх.
Лина вздрогнула от страха. Она сама не знала, чего боится — то ли того, что ждет ее в Париже, то ли того, что леди Берчингтон останется ею недовольна…
Но потом она снова сказала себе, что нельзя же было упускать случай побывать в Париже! Такая удача выпадает раз в жизни. А самой бы ей никогда не накопить денег на поездку за границу.
Она вспоминала чудеса, о которых рассказывала ей матушка: Версаль, Эйфелева башня, набережная Сены, картины Лувра, Триумфальная арка, Вандомская колонна…
«И я все это увижу!»— думала Лина, трепеща от возбуждения.
Она вечно будет признательна леди Берчингтон за то, что та предоставила ей возможность совершить это путешествие.
Но тут ей угрожающей тенью явилось воспоминание о герцоге.
«Зачем мне обманывать его?»— в который раз спросила себя Лина.
Она уже поняла, что леди Берчингтон и ее подруги задумали разыграть его. Но зачем?
Прошлой ночью она почти не спала. Отчасти это было вызвано радостным возбуждением из-за того, что она едет во Францию. Но в то же время Лина томилась непонятным страхом. А что, если герцог, едва увидев ее, тотчас догадается, что она не та, за кого себя выдает?
Леди Берчингтон научила Лину, что ей следует говорить.
— Если герцог примется расспрашивать вас о доме и о муже, постарайтесь перевести разговор на другое. Попросите его рассказать о себе. Польстите ему, скажите, что вы наслышаны о его тонком вкусе, о коллекции редких картин, которыми он владеет..
— Да, вы уже рассказывали мне о его домах и поместьях, — сказала Лина.
— Попросите его рассказать вам о своих картинах, — посоветовала Китти.
— А вы не могли бы назвать какие-нибудь шедевры, которыми он владеет? Китти покачала головой.
— Я не разбираюсь в живописи, — сказала она. — Все, что я знаю, — это то, что коллекция Фабиана уникальна. Просто попросите его рассказать вам о ней.
Лина хотела спросить, не найдет ли герцог это скучным, но не решилась, боясь вызвать раздражение у леди Берчингтон.
Ехать в Париж, чтобы разговаривать со светским человеком о его картинах и владениях, о которых она, Лина, не имеет ни малейшего представления?
«Быть может, у него есть другие интересы?»— подумала Лина и рискнула спросить:
— А лошадей герцог держит?
— Еще бы! — воскликнула Китти. — В прошлом году он выиграл «Гран-при»! Лина знала, что это название знаменитых скачек. Если бы герцог был англичанином, ей легко было бы найти его имя в «Спортивной газете», которую ее отец получал каждую неделю.
Но, увы, о французских любителях скачек Лина ничего не знала. Не знала она и названий газет, в которых можно было бы почерпнуть необходимые сведения.
— А не могли бы вы немного рассказать мне о герцоге? — робко спросила она в последний вечер, когда они с Китти поднимались наверх перед ужином.
— Что вы хотите знать? — немного резко спросила Китти.
