Его голос сделался ниже и глуше.
— Я считал минуты до того мгновения, когда наконец смогу пригласить вас на танец, а потом привезти сюда и сказать вам, что я люблю вас.
Лина ахнула и прижала руки к груди.
— Не надо… пожалуйста…
— Отчего же? — спросил герцог. — Ведь вы не хуже меня знаете, что мы значим друг для друга больше, нежели можно выразить словами.
Он протянул к ней руки, но Лина вскрикнула и отшатнулась.
Беседка была очень маленькая, и Лина, не сделав и двух шагов, уперлась спиной в цветочную стену.
— Я… я лучше пойду… Мне… мне не следует оставаться здесь, наедине с вами…
— Но вам хочется этого, — сказал герцог. — Признайтесь же, Лина, вам этого хочется? Вам хочется выслушать меня, не так ли?
Лина знала, что это правда, и не смогла солгать. Она больше не могла играть предназначенную ей роль!
Она знала, что герцог смотрит на нее и что, если она встретится с ним глазами, она сделает все, как он захочет.
— Пожалуйста… пожалуйста, отпустите меня! — воскликнула девушка, словно герцог удерживал ее.
— Сейчас? Не могу, — ответил герцог.
— П-почему?
— Потому что прежде я хочу, чтобы вы выслушали все, что я собираюсь вам сказать. Быть может, это поставит все на свои места.
В его тоне было нечто странное.
— Я… я не понимаю, — пролепетала Лина.
— Я так и думал, — сказал герцог. — И все же мне кажется, что в глубине души вы согласны со мной. И вы поймете меня.
Лина ничего не ответила, и герцог продолжал:
— Я не зря послал вам именно этот подарок. Он символизирует то, чем вы являетесь для меня.
— Звездой? — еле слышно прошептала Лина.
— Да, моя дорогая! — сказал герцог, и странные нотки зазвучали в его голосе. — А звезды, как вам известно, недостижимы.
Он помолчал, прежде чем продолжать.
— Вы для меня — как звезда небесная, прекрасная и совершенная в своей красоте, чарующая, манящая… Но достать звезду и сделать ее своей невозможно…
Его слова каким-то болезненным эхом отдавались в сердце Лины. Она вся трепетала, но по-прежнему молчала, и герцог продолжал:
— Когда я строил эту цветочную беседку, я думал о вас. Я хотел привезти вас сюда, чтобы любить вас, чтобы убедить вас, что мы принадлежим друг другу и ничто в мире не имеет значения, кроме нашей любви.
Лина до боли стиснула пальцы. Ее тело сотрясала мелкая дрожь.
— Я был уверен, что сумею уговорить вас, — говорил герцог, — как уговаривал многих женщин, что были у меня прежде. Но я вдруг понял, что вы… вы совсем другая.
— Другая?
— Вы не такая, как те женщины, которых я любил. Они входили в мою жизнь лишь ненадолго.
Герцог небрежно махнул рукой.
— Да, моя дурная репутация вполне заслужена. Но я должен сказать в свое оправдание, что ни разу я не обладал женщиной, которая сама не хотела бы этого.
«Да какая же женщина отказалась бы от любви такого человека, как вы?»— невольно подумалось Лине.
— Сегодня я отправился купить вам подарок, чтобы выразить свою благодарность за любовь, которой, как я думал, вы одарите меня, и увидел эту звезду.
Герцог помолчал и наконец произнес низким взволнованным голосом:
— И я понял, что эта звезда подобна вам и что я не посмею осквернить столь совершенное творение.
Лина затаила дыхание.
— Да, совершенное! — продолжал герцог. — Я никогда не встречал среди женщин совершенства, подобного вам, и ни одна из них до сих пор не тронула моего сердца.
Он издал вздох, похожий на стон, и добавил:
— Я не посмею осквернить вас, не посмею сделать вас несчастной, как других женщин. Я не хотел причинять им боль, но это выходило как-то само собой. Но вам я боли не причиню. Если я увижу вас плачущей, я, наверно, покончу с собой!
Лина не верила своим ушам.
— Вы… вы говорите это мне?
— Поймите, дорогая моя, — отвечал герцог, — я люблю вас настоящей, истинной любовью, и это чувство столь могущественно, столь отлично от всего, что мне доводилось испытывать прежде, что я вижу: это воистину дар божий!
Он протянул руку и бережно взял руку Лины.
— Вот почему, звездочка моя, мы должны проститься друг с другом, и я больше никогда не увижу вас.
— О нет! — вскричала Лина. — Я… я не вынесу этого!
— Это неизбежно, — сказал герцог. — Ведь вы замужем! Я хочу, чтобы вы вернулись в Англию чистой, не запятнанной любовью человека, не способного на серьезное чувство, человека, который может лишь смутить и, быть может, погубить вас.
Голос герцога был таким печальным, таким трогательным, что у Лины на глазах выступили слезы.
Ей пришло в голову, что она могла бы рассказать ему всю правду. Но она знала, что ни к чему хорошему это бы не привело.
Во-первых, это означало нарушить обещание, данное Китти, Китти, которая привезла ее в Париж и потратила на нее столько денег. К тому же, если герцог узнает, что она не замужем, это лишь больше запутает дело.
Если он не захотел обесчестить замужнюю даму, он тем более не посмеет посягнуть на незамужнюю девушку!
Лина не знала, что сказать, и спросила робко, почти по-детски:
— А… а нельзя ли мне будет увидеться с вами еще раз, до того, как я… до того, как я уеду?
— Нет, любовь моя, — ответил герцог. — Я сам уеду завтра утром. Мне будет очень тяжело расстаться с вами, но это необходимо. Если я увижу вас еще раз, мне не хватит сил оставить вас.
Он посмотрел ей в лицо долгим взглядом, как бы желая навеки запечатлеть ее черты в своем сердце.
— Я буду помнить о вас, думать о вас, мечтать о вас. Вы останетесь в моем сердце навеки!
— Как… как вы можете так говорить? — проговорила Лина.
— Это правда, любовь моя, — ответил герцог. — То, что происходит между нами, нельзя описать словами. Зачем слова, когда и без того мы оба знаем, что вы принадлежите мне, а я принадлежу вам и наши души всегда будут рядом, даже если тела наши будут далеко друг от друга! — Он глубоко вздохнул и произнес:
— Видит бог, искушение святого Антония — ничто перед тем, что испытываю сейчас я!
Он стиснул ее руку и добавил:
— Я хочу вас, Лина! Желание мое невыносимо, и я знаю, что, если бы я вздумал настаивать, вы бы не устояли предо мной. Ведь вы уже сейчас часть меня!
Страсть, звучавшая в его голосе, и пламя, внезапно вспыхнувшее в его глазах, заставили Лину вздрогнуть. Герцог почувствовал это и сказал:
