Вообще-то, до этого разговора она и не подозревала, что в душе опального дворянина (бабника, грубияна, задиры и так далее) могут бушевать такие страсти. Ответ на вопрос вырвался у него мгновенно:
— Хочу, чтоб она бросила свой престол и осталась со мной!
— Эгоист. Ее с детства готовили к тому, чтобы править. Ты уж извини, но Велирин под домохозяйку не заточена. И лучше не ставь ее перед выбором, потому что…
— … он будет не в мою пользу. — Закончил Готтар фразу, грустно усмехнувшись. — Я-то знаю Велирин давненько, с тех пор, как мы только слезли со школьной лавки. Знаю, что она скажет.
— Лучше послушай, что я скажу. Вы друг друга любите и, кстати… друг друга стоите. Какие тут сомнения! Гори все синим пламенем и плевать, что там кто скажет!
— Ты права! Плевать! — Воодушевился, наконец, жених и грохнул кружку об пол. — Плевать! Женюсь!
На шум прибежала вездесущая щуплая Велда и напустилась на обоих, ругаясь на чем свет стоит.
— Стыда нету! Высочество ихнее чуть не померло давеча, а он тут зенки заливает! Видела бы матушка…
— Э-т-то с горя! От избытка эмоций! — Готтар оправдывался, неловко пытаясь собрать с пола осколки и получая полотенцем по спине.
— Вот я тебе покажу, с какого горя! Ишь, вылакал сколько… А ты, милая, туда же! Тьфу, глаза бы мои не глядели, провалиться мне и перевернуться…
Теперь становилось ясным, из какого источника барон почерпнул большую часть своих неподражаемых высказываний.
Опасаясь, что взбучки полотенцем не миновать, Марина бочком выбралась из комнаты и сбежала. Пускай-ка, за барона возьмутся другие, и вправят ему влюбленные мозги!..
***
Велирин чувствовала себя довольно сносно. После потери крови слабость давала о себе знать, но принцессу волновало нечто другое.
— У меня безнадежно изуродована левая грудь! — Немедленно пожаловалась она; как только Марина вошла в комнату. — Кто бы мог подумать, что однажды я не смогу носить открытые платья! С моей-то фигурой!
Марина всплеснула руками, искренне поражаясь.
— Нет, посмотрите на нее со всех сторон! Шрам ее волнует!.. Недавно тебя чуть не убили!
— То-то и оно, недавно. Вчера, если быть точной. Сегодня это дело прошлое, и меня волнует насущное, а значит — страшный, уродский шрам. Если бы на лице — оно, видишь ли: хуже уже не станет, опять куча прыщей вылезла, не протестуй. А вот грудь…
Принцесса вздохнула, поправила халат, из-под которого виднелось белое полотно тугой повязки, и откинулась на подушки.
— Что будет теперь? — Спросила ее гостья.
Велирин ответила легко, не задумываясь. Она все решила.
— Сперва — свадьба, потом — коронация, потом — Злобная Мельница… Но сначала — суд. Нельзя тянуть с публичным разбирательством, пока раны свежи.
Марина так и не сказала подруге о степени родства той с принцем. И сейчас снова был неподходящий момент, увы.
— Велирин… Ты уверена, что хочешь начать свое правление с казни?.. Не лучше ли будет проявить милосердие и…
Широкое, невыразительное лицо Велирин мгновенно покрылось красными пятнами
гнева.
— Хватит! — Резко бросила она. — Какое, семь хвостов Приходящего, милосердие? Государственная измена карается смертью, понимаешь?! И дело даже не в личной мести, это закон! Нет ничего выше закона!
Видя, что собеседница озадачена ее резким тоном, принцесса тронула Марину за руку.
— Не сердись, пожалуйста, что я сорвалась. Но все останется, как есть. Мне решение далось не легко, но оно окончательное.
— Я не обиделась, ничего.
— А как там Тавель? — Перевела Велирин разговор в более мирное русло.
— О: утром он отправился к себе: «расконсервировать дом и домового из буфера». Это его собственные слова.
— Один?! В лесу может быть неспокойно.
— Нет, не один. Готтар распорядился насчет охраны.
— Так значит и ты… скоро отбудешь? — Велирин погрустнела, но тут же оживилась. — Но пара дней для тебя, наверное, не очень много значат?..
— Много. Ты даже не представляешь, как много. Я знаю, куда ты клонишь! Уж конечно, свадьбу твою я ни за что не пропущу!
Велирин от радости кинула в Марину подушкой и едва увернулась от ответного броска, тут же ойкнув.
— Проклятый шов! Как он мне мешает! Я, по правде говоря, и заикнуться-то боялась о свадьбе. Я хочу попросить тебя проколоть мне палец.
Скворцова решила, что ослышалась, но торжественный тон принцессы сомнений не оставлял.
— Таков обряд. Невеста и жених выбирают свидетелей, на которых и возлагается почетное действо.
— Ох ты, у нас свадьба обходится без кровопролития! Мы просто надеваем друг другу кольца.
— Хм… А как же вы можете доказать, что кровь чиста? To есть, нет опасных хворей, которые могут распространяться с кровью?.. У нас будущим супругам прокалывают безымянный палец, затем они прикладывают ранки друг к другу и держат так какое-то время.
— Но зачем?!
— В знак полного доверия. Значит, наши помыслы чисты, как и наша кровь. Бывает, церемонию останавливают, если кровь не показалась при проколе или же слишком долго не сворачивается. Так что потренируйся.
— Да ты шутишь! — Ужаснулась девушка. — На ком?!
— Да любой с радостью согласится, когда узнает причину. Все тренируются заранее. Мало ли чего.
Марина с превеликим удовольствием отказалась бы от возложенной на нее миссии, но нельзя было обижать подругу, с которой столько вместе пережили. В конце концов, в роли свидетеля на такой экзотической свадьбе она еще не была.
На следующее утро принцесса, немного бледная, но твердо держащаяся в седле, вернулась в столицу в сопровождении свиты и гвардии. Народ высыпал на улицы, еще хранившие следы недавних беспорядков. Под копыта лошадей летели осенние цветы — георгины, астры, пестрые гвоздики.
Велирин улыбалась, и то и дело подымала руку в приветственном жесте, хотя была заметна физическая усталость. Ехавший справа барон с беспокойством поглядывал на нее, готовый подхватить в любую секунду. Охрана исподволь посматривала по сторонам, готовая к провокациям в полной мере. К счастью, ничего подобного не происходило.
Марина ощущала на себе любопытные взоры. Она сделала все, чтоб как можно меньше походить на тезку, но сходство, конечно же, бросалось в глаза. В толпе перешептывались. Девушка уже слегка пожалела, что подалась на уговоры Велирин и не поехала в город инкогнито, с прикрытым лицом. Впрочем, тревога была напрасной — никто не посмел бы и слова сказать.
Дворец почти не пострадал от пожара, но парк… Значительная часть выгорела. Осталось лишь голое пространство с безжизненными остовами мертвых деревьев, которые уже начали вырубать. Вдоль аллеи, ведущей к парадному подъезду, шпалерами выстроились гвардейцы, а впереди волновалось людское море, состоящее из сановников, придворных, челяди и простого люда.
