«Ярис» двигался по дороге, ведущей в аэропорт. Вот проехали памятник, стоящий по правую руку, — памятник авиаторам Сургута, вертолет «МИ-6», — свернули и миновали топливные хранилища аэропорта, а затем начались бесконечные ряды домов, принадлежащих дачным кооперативам.
Прим. авт.: памятник авиаторам Сургута, настоящий вертолет «МИ-6», установлен в две тысячи четвертом году авиакомпанией «Ютэйр», к сорокалетию Сургутского объединенного авиаотряда. Именно это транспортное средство послужило на славу в процессе освоения Сибири и ее непроходимых удаленных мест. Памятная надпись: «Славным делам авиаторов Сургута. Ваш героический труд сделал возможным освоение богатств и развитие региона Среднего Приобья». Вертолет прослужил с одна тысяча семьдесят восьмого года по две тысячи третий.
У сургутян совершенно особые отношения к вожделенным шести соткам. В городе, где зима ежегодно длится чуть ли не шесть месяцев кряду, душа тянется к зелени, цветам и самолично выращенным плодам огорода, будь то неприхотливая картошка или какой-нибудь экзотический тепличный арбузик. Даже если арбузик один-единственный — неважно, он и глаз радует, и соседям показать не стыдно, и в социальных сетях выложить фотографию приятно. Да что там одинокий арбуз! Некоторые у себя в теплицах ухитряются по центнеру помидор вырастить, да таких, что опытный дегустатор едва ли разберет, откуда они — из Сургута, где лето порой длится один месяц, или из Баку, где это самое время года чуть ли не вечное. Вот так. О, да, с учетом затрат на посадку и уход, тепличные роскошества в виде подсветки и порой — обогрева, килограмм таких помидорок выйдет золотым по цене. Зато — свое, без намека на пестициды и нитраты, выращенное собственными руками, можно сказать, даже выстраданное! Так вдвойне вкуснее! Жителям благополучных климатических зон не понять.
Правда, бабушка Женя дачников слегка презирала, называя «дачными куркулями»:
— Вечно их то клещ цапнет, то они на грабли наступят, то полруки себе топором оттяпают в процессе строительства какого-нибудь курятника, то обгорят до мяса на солнце в первый же летний день, то наловят рыбы и заболеют описторхозом, то заработают радикулит из-за вечного копания на грядках кверху тем самым местом, по которому дать бы им пинка, чтобы не отягощали своей бестолковостью деятельность работников здравоохранения!
Вспомнив это неподражаемое высказывание, Настя тихонько засмеялась, пояснив спутнику причину смеха.
Тот улыбнулся:
— Бабушка, оказывается, была остра на язык! А родители, вырастившие ее поколение, точно, были из стали… Наследие революции, отголоски войны… Год рождения вашей бабушки?
— Сорок четвертый.
— Как попала сюда?
— В шестьдесят девятом вроде бы году, по распределению. Могла остаться в Москве, родители оба были медики, а папа, мой прадед — даже профессор, но бабушка не захотела. И, как она сама утверждала, этим отъездом сильно испортила отношения с семьей…
— Кремень женщина. — Задумчиво произнес Игорь. — Такую с пути не собьешь и не своротишь. Значит, она не из здешних мест родом. «За туманом и за запахом тайги» поехала, как многие, или по другим причинам… Что ее связывало с тем странным конвертом?.. А деда вашего тоже в живых нет, я правильно понимаю?
Настя пожала плечами, честно признаваясь, что о таковом никогда не слышала и не знает вообще.
— Кажется, бабушка никогда не была замужем, а фамилия — Стрельцова, — именно девичья, доставшаяся от родителей. Фамилию она точно не меняла… Или же развелась до того, как мама смогла что-то запомнить об этом браке. Иногда в разговорах с мамой бабушка Женя упрекала, что мама… «принесла в подоле». Я не сразу поняла, что это значит. Когда узнала смысл фразы… Ну, конечно, мне было неприятно, это ведь и в папин огород камешек. Но мама как-то бросила в ответ, довольно резко: «А ты? Ты не принесла? А от кого меня родила, мне вообще узнать можно?». Вот так. Для моих ушей ничего такого не предназначалось, но я услышала. Бабушка тогда молча отвернулась, а потом все-таки сказала маме: «Закрыли тему!». Я не знаю, кто был мой дед, и мама, скорее всего, ничего не знает о нем, как о собственном отце. Я все равно спрошу, конечно же!
— Стрельцова Евгения Викторовна, сорок четвертого года рождения. Входит в список почетных граждан Сургута, доктор медицинских наук… Замужем не была, тема личной жизни под запретом к обсуждению. Интересно. — Асфальтовая дорога кончилась, началась обледеневшая колея, и куратор повел машину медленно и весьма осторожно, выруливая поверх колеи. — Поднимем и этот след по возможности.
Через пару минут показался тупик — конец дороги. Справа — высокие дачные заборы, слева и впереди — вековые сосны в сугробах. На небольшой площадке стояло с десяток автомобилей, самых разных, от простеньких рабочих лошадок, вроде старой Лады — «восьмерки», до помпезной серебристой Инфинити QX5. Настя вышла из машины и глубоко вдохнула чистый лесной воздух, радуясь тому едва уловимому запаху снега, который вы можете почувствовать только за городом — даже если в оном нет крупных промышленных производств, городской снег не имеет запаха.
— Ага, очередь в наличии, как я и думал. — Констатировал куратор. — Берите фонарик, Анастасия Юрьевна, включайте, подсвечивайте путь, а я возьму канистры. Сумочку можете убрать в «бардачок», не тащите с собой. Погодите-ка…
Сначала Игорь порылся в карманах, вытащил пятидесятирублевую бумажку и совершил нечто непонятное Насте: подошел к ближайшей сосне и бросил деньги в металлическую коробочку, похожую на маленький почтовый ящик. Коробочка была прикручена проволокой к стволу дерева.
— Это для того, кто тут присматривает за порядком. — Пояснил куратор. — Убирает снег, скалывает лед вокруг колодца. А порой и мусор уносит за отдельными недоумками. Кто-то оставляет немного денег, кто-то — нет. Как в той поговорке про добровольный колхоз.
Он достал из багажника две десятилитровые канистры для питьевой воды и пластиковую воронку.
Широкий луч фонаря, который включила Настя, выхватил из снежного сумрака перила и идущую вниз, под горку, деревянную лестницу с удобными широкими ступенями. Где-то внизу, правее, были слышны людские голоса, а между деревьев мелькал свет других фонариков.
Следуя за Игорем Павловичем, Настя с любопытством оглядывалась. С лестницы они вступили на дощатый настил, образующий тропинку, которая была самым тщательным образом очищена от снега, а на обледеневших участках даже посыпана песком. По обе стороны от деревянной тропинки попадались лавочки. Навстречу шла молодая пара, везущая на детских саночках большой пластиковый бак — видимо, с водой. Рядом вприпрыжку бежала малявка лет пяти-семи, в лыжном костюмчике и шапке с огромным нелепым бантом на макушке. Малявка совершала неописуемые хаотичные движения обеими ручонками; в каждой ручонке был фонарик, в связи с чем по вековым заснеженным соснам мелькала пляска двух лучей — белого и желтого. Света было достаточно, чтобы идентифицировать цвет лыжного костюмчика как безнадежно-розовый.
— Если снежинка не раста-а-а-ет! — шепеляво запела девчушка, жизнерадостно направляя фонари в лица Насте и Игорю.
