Уцепившись за глагол «отпустить», Морозова тут же захотела узнать, как это можно сделать.
— Походящее время настанет. Ключик тоже увидишь. Одним ключом ее запирали, другим — выпустить можно. — Серьезно сказала Ирина. — Если не выпустить, а просто прогнать — она так и не найдет дорогу и умрет в Среднем мире, и тогда боги могут захотеть мести. В себе носить — тяжко, это до поры, пока она верх не возьмет, и тогда беда будет не только тебе.
Хантыйка на мгновенье замолчала и, поколебавшись, добавила то, что прозвучало безжалостно и веско:
— Если доживешь до этого, и никто не придет за этой частичкой души раньше, чем ты сможешь ее отпустить.
Доктор Морозова невольно сделала шаг назад, немедленно услышав за спиной знакомый хрипловатый голос:
— Настя, все в порядке?..
Наклеив на лицо фальшивую улыбку, девушка развернулась и помахала мужчинам рукой, тут же легким жестом заправляя выбившуюся прядь волос под шапочку.
— Да, в полном. — Обратно она повернулась практически сразу, намереваясь выспросить у хантыйки дополнительные сведения: — А как…
И тут же осеклась, потому что рядом со снегоходами уже никого не было. Куда так быстро могла исчезнуть маленькая хантыйка на открытой местности, оставалось только гадать. Не закопалась же в снег как куропатка, в самом деле!
Мужчины смотрели на Настю очень по-разному. Лозинский — с любопытством и специфической легкостью во взгляде, которая сквозила во всех его действиях. Игорь — выжидательно и с той долей волнения, которая свойственна близким людям, боящимся пропустить важные новости о ком-то давно и хорошо знакомом.
Беда может прийти раньше времени.
Так к кому? К самой Анастасии Морозовой или к кому-то из этих двоих? Настя разумно ограничилась тем, что поведала сотрудникам ОМВО о заблудившейся душе, той самой крохотной частичке некой могущественной эквы, которая прошла через чье-то чужое тело, прежде чем попасть к Насте.
Только вот вывод был сделан быстро и озвучен вслух. Тот самый вывод, о котором, по словам хантыйки, девушка должна уже догадываться сама.
— Неположенное тело… Человек с фотографии? — задумчиво произнес куратор, и складывалось ощущение, что в самом вопросе уже скрыто утверждение, которое разделяла и Морозова и, наверное, Лозинский тоже.
Теперь птичьи крылья бились и трепетали уже внутри самой Насти. Голубоглазая квартирантка снова металась — теперь не в злобе, а практически в панике.
В бессильной попытке что-либо предпринять…
Она отчаянно боялась.
ГЛАВА 17.
Черная шуба
— Вы все-таки отказываетесь от моего участия в визитах в качестве переодетой старушки?.. — вопрошал профессор-ковбой, простившейся с надеждой отведать шашлыка в местном кафе, сейчас закрытом на специально обслуживание праздника приезжих гостей.
— Категорически. — Со всей серьезностью подтвердил Игорь. — Тебе заняться нечем?
— Да есть чем, на самом-то деле. Посижу еще в архиве музея, покопаюсь в документах. Что-то мне покоя не дает эта демонстрация выставки порталом. И про черную шубу я точно где-то слышал, прямо это словосочетание помню, зуб даю и все прочие части тела! Надо бы повторить заход в «Тему», так сказать. — Антон подмигнул девушке: — Вдруг будет ясность…
Лозинский запоздало сообразил, что фраза «заход в «Тему» звучит как-то двусмысленно, пустился в запутанные объяснения, но добился разве что усугубления двусмысленности. Тогда он смущенно посмеялся, сел в свой «Йети» и уехал, просигналив на прощанье автомобильным гудком.
— Иногда я завидую легким на подъем людям. — Проследил взглядом Игорь быстро удаляющийся внедорожник. — И жалею, что не умею быть таким сам.
Думая о словах Лозинского, Настя почти была уверена, что ясность, действительно, вот-вот — и наступит, но слова хантыйки о преждевременной беде никак не выходили из головы. Есть ведь еще одно действующее лицо — баба Лида, которая сейчас находится между жизнью и смертью. И ей бы не навредить мимоходом. Кто знает, не повторится ли визит улум ис нынче ночью? Уповать на это бессмысленно, надо действовать и искать правду самим. Будет ли столь же агрессивной эква или ждать чего-то худшего?
По дороге с Каменного Мыса Насте пришлось ответить на звонок и убеждать по телефону отца, что все в порядке, а юрист вовсе не нужен, потому что жалобы от клиентки так и не последовало (если бы это произошло, доктора Морозову уже бы известили). Воспользовавшись звонком родителя, Настя аккуратно задала ему несколько вопросов относительно ближайших предков и краем глаза заметила, как одобрительно кивнул куратор. Вряд ли здесь имелся какой-то след: семья Морозовых перебралась в Сургут только в начале восьмидесятых годов, после смерти отца Юра Морозов остался учиться в местном вузе. Затем он устроился на работу, а мама (вторая Настина бабушка) вернулась в Тюмень вместе со старшим сыном, которому север так и не пришелся по душе.
— Пап, извини, но спрошу… А почему вы с бабушкой Женей никак не могли ужиться?..
Юрий Анатольевич помолчал немного, затем вздохнул и заговорил, тщательно подбирая слова:
— Какой смысл сейчас это обсуждать, Настя? Дело прошлое. Может, пунктик был у Евгении Викторовны, настраивалась она на продолжение врачебной династии в семье, а тут я подвернулся единственной дочери и, так сказать, сбил с истинного пути. Бабушка твоя была помешана на работе. Себя не жалела, как будто считала, что всего сделанного ею мало. Она постоянно работала на износ, для нее не существовало ничего другого. И если бы Вера по ее стопам пошла, то преумножила бы начатое матерью. Не получилось, понимаешь?.. Бабушка ведь даже просила тебя оставить в Сургуте, чтобы смену себе растить, раз с Верой не вышло.
«Только ли поэтому?» — с болью в сердце задала себе вопрос Настя.
Может, потому, что также хотела видеть внучку под присмотром?
А потом отец с улыбкой в голосе добавил несколько слов, частично подтверждающих Настино предположение:
— Первое время Евгения Викторовна каждый день звонила, спрашивала то ли в шутку, то ли всерьез, ходишь ли ты во сне или, вдруг, разговариваешь? Или еще какие-нибудь странности в поведении — нет ли их? Интересовалась очень серьезно, при каждом удобном случае. Ругалась, что детей в школе перегружают, так что немудрено — из-за перевозбуждения нервной системы бывает всякое, включая отклонения в развитии. Мама твоя ворчала потом, что нет в семье никаких лунатиков и прочих чудиков.
— Так я не ходила во сне? — переспросила Настя.
— Нет, я уж точно такого не помню! Не лунатила.
— А… отклонения?
— Настя! Никаких отклонений не было. И вообще, почему ты спросила?
Пришлось быстренько свернуть со скользких семейных тем на общие, радостно-предновогодние. И на этих сведениях спасибо. Оставалось надеяться, что папа не поставил мысленную «галочку» и не начнет обсуждение звонка с мамой. С другой стороны, он сейчас вечно занят и далек от каких-то там тонких материй и необычных явлений.
