Чтобы стать первой женщиной – президентом США, заняв пост, позволяющий играть главную роль в мире, действительно требуется невероятное честолюбие. Можно, конечно, возразить, что стремление занять этот главный в мире политический пост требует невероятного честолюбия и от бывшего бизнесмена и телеведущего, не имеющего опыта политической деятельности. Но Трампа почему-то никто не упрекает в излишней амбициозности.
Доцент кафедры психологии Калифорнийского университета в Беркли Родольфо Мендоса-Дентон предлагает интересное объяснение причин, по которым честолюбие Хиллари Клинтон считают «патологическим»
[1194]. Дело в том, что она «вторглась на территорию, которую люди считают мужской». Поэтому, поясняет он, избиратели восприняли ее выдвижение на выборах как нарушение нормы. А нарушение нормы, пишет Родольфо Мендоса-Дентон, «не вызывает ничего, кроме отвращения, и часто провоцирует сильные отрицательные эмоции».
Женщины, стремящиеся к власти, воспринимаются как нарушение нормы по одной простой причине: из-за нехватки гендерных данных. Лично я, например, выросла на мифе, что женщины – как бы это выразиться? – существа, в общем-то, никчемные. Отчасти это произошло потому, что именно такими (пустыми, лишенными логики, помешанными на тряпках) представляли их нам СМИ, а отчасти – потому, что они представляли женщин недостаточно. Я была одной из тех девочек, которым внушали, – с помощью школьных программ, выпусков новостей и массовой культуры, где почти не было женщин, – что блестящие способности и успехи – это не про меня. Мне не показывали женщин (ни женщин прошлого, ни моих современниц), на которых я могла бы равняться. Мне не рассказывали ни о женщинах-политиках, ни о женщинах-правозащитницах, ни о писательницах, ни о художницах, ни об адвокатессах, ни о руководительницах компаний. Все люди, которых ставили мне в пример, были мужчинами, и в результате в моей голове власть, влияние и амбиции ассоциировались с принадлежностью к мужскому полу. И, если уж на то пошло, признаюсь: я тоже когда-то считала, что для женщины честолюбивое стремление к власти – нарушение нормы. Я была почти готова согласиться с тем, что женщины, занимающие высокие посты, слишком амбициозны и что правы те, кто, говоря «амбициозная», подразумевает «стервозная».
С горечью приходится констатировать: до сих пор считается, что настоящая леди просто не захочет стать президентом. Исследование 2010 г. показало, что слишком властолюбивыми считают всех политиков, независимо от пола, но осуждают за это только женщин
[1195]. Аналогичное исследование, проведенное Родольфо Мендосой-Дентоном, позволяет сделать вывод, что восприятие понятий «решительность» и «настойчивость» в применении к мужчинам и женщинам зависит от контекста
[1196]. В контексте стереотипных «мужских» занятий (автомеханик, финансист с Уолл-стрит, президент США) поведение женщин воспринималось как более агрессивное, чем поведение мужчин, хотя представители обоих полов говорили одно и то же. В то время как решительность и настойчивость мужчин в контексте чисто женских занятий (выбор штор, планирование детской вечеринки по случаю дня рождения) не воспринимались как нарушение нормы (разве что казались немного странными), у женщин эти качества оценивались как нарушение нормы независимо от контекста. Решительная и настойчивая – значит властолюбивая.
Общество ограничивает стремление женщины к политической карьере в том числе с помощью своего рода «утешительного приза». За «отказ от конкуренции с мужчинами» ей предлагается социальный авторитет (для обретения которого необходимо, чтобы ее считали мягкой и отзывчивой), пишут профессора психологии Сьюзан Фиске и Мина Cикара
[1197]. Получается, что социальный авторитет женщин в принципе несовместим с профессиональной политической деятельностью, потому что если женщина хочет, чтобы ее считали серьезным политиком, ее предполагаемая мягкость будет ей только мешать.
Ну и что? Пускай вас не любят. Пускай считают жесткой и холодной. Подумаешь! Хотите быть мягкой и теплой – отправляйтесь на кухню, так ведь?
Нет, не так. Это было бы так, если бы мужчин порицали за жесткость и холодность так же, как женщин. Но их за это не порицают. Вышеупомянутое исследование 2010 г. показало, что женщин, наделенных политической властью, не просто считали недостаточно отзывчивыми, – они навлекали на себя праведный гнев всех участников опроса независимо от пола. И у мужчин, и у женщин они вызывали презрение, возмущение и/или отвращение. Отношение к политикам мужского пола было иным. У Молли Крокетт, адъюнкт-профессора кафедры экспериментальной психологии Оксфордского университета, есть свое объяснение этой несправедливости: предполагаемое отсутствие «душевности» – нарушение нормы для женщин, но не для мужчин. «От женщин ожидают, – говорит Молли Крокетт, – что в целом они будут более ориентированы на межличностные связи, чем мужчины». Поэтому любое воспринимаемое (пускай даже необоснованно) отступление женщины от этой «нравственной установки» шокирует людей больше, чем отступление от нее мужчины.
Принимая во внимание очевидную гендерную составляющую этих проблем, можно было бы надеяться, что в этой области будет проводиться множество исследований, способствующих ликвидации дефицита гендерных данных. Но такие исследования не проводятся. Представьте же себе мое ликование, когда я наткнулась на работу, опубликованную в январе 2017 г. и озаглавленную «Лицом к лицу с отторжением: как воспринимаемые по внешности мягкость и компетентность влияют на моральные оценки и становятся фактором социальной изоляции» (Faced with exclusion: Perceived facial warmth and competence influence moral judgments of social exclusion)
[1198]. Учитывая результаты исследований Сьюзан Фиске и Мины Сикары, посвященных дилемме «мягкость или компетентность», указанная работа могла оказаться чрезвычайно полезной. Как указывают ее авторы, «моральные оценки, связанные с социальной изоляцией, могут зависеть от восприятия внешнего облика человека, что имеет огромное значение при проведении межгрупповых исследований». Это значит, что мнения людей о том, справедливо ли подвергать человека остракизму и издевательствам, определяются внешностью жертвы.
Разумеется, это так. К сожалению, авторы работы «из соображений эффективности проводили исследования только на изображениях мужских лиц», что делает исследование абсолютно бессмысленным для тех, кого эта проблема затрагивает в первую очередь, то есть для женщин. Сьюзан Фиске и Мина Сикара указывают, что гендерная принадлежность «проявляется явно, может быть, даже намного более явно, чем принадлежность к любой другой социальной категории», причем гендерные стереотипы часто срабатывают мгновенно и неосознанно: «одного взгляда на женщину бывает достаточно, чтобы мгновенно оценить весь набор свойственных ей фенотипических проявлений и их значение в том или ином контексте». Что же, надеюсь, исследование было по крайней мере эффективным.
