Полностью женские короткие списки впервые были применены на парламентских выборах в Великобритании в 1997 г. В январе 1997 г. доля женщин в палате общин составляла 9,5 %. В мировом рейтинге представительства женщин в парламенте Соединенное Королевство занимало 50-е место, деля его с Сент-Винсент и Гренадинами и Анголой
[1206]. Но к декабрю того же года страна неожиданно поднялась аж на 20-е место. Дело в том, что в мае прошли парламентские выборы, на которых главная оппозиционная партия – лейбористская – впервые использовала полностью женские короткие списки. Результат превзошел все ожидания. Количество женщин-депутатов от лейбористской партии выросло с 37 до 101, а общее количество женщин-парламентариев – с 60 до 120 человек.
На британских парламентских выборах 2017 г. лейбористы использовали женские списки в 50 % избирательных округов, кандидаты от которых прошли в парламент. Доля женщин в общем количестве прошедших в парламент кандидатов от партии составила 41 %. Для тори и либеральных демократов, не использовавших полностью женские короткие списки, этот показатель составил 29 %. В 2018 г. доля женщин в палате общин составляла уже 32 %. В мировом рейтинге представительства женщин в парламенте страна заняла 39-е место, то есть опустилась на несколько строк вниз, что отчасти было связано с тем, что и другие страны не стояли на месте, а отчасти – преобладанием в парламенте консерваторов, не использовавших полностью женские короткие списки (доля женщин, представляющих в парламенте лейбористскую партию, составляла 43 %, а партию консерваторов – 21 %).
Очевидно, что значительное увеличение доли женщин в парламенте стало следствием использования лейбористами полностью женских коротких списков. Отказ правительства от продления использования этого инструмента на период после 2030 г. равносилен законодательному закреплению возврата к «мужскому перекосу» в британской демократии. Возможно, члены правительства не ознакомились с данными о влиянии женщин-политиков на законотворческий процесс. Или, наоборот, ознакомились с ними.
Отказ британского правительства разрешить использование полностью женских коротких списков на выборах в местные органы власти вызывает, мягко говоря, недоумение, потому что представительство женщин в местных советах еще ниже, чем в парламенте. Политика децентрализации власти в Великобритании подразумевает возвращение властных полномочий на уровень местных сообществ (местные органы власти, на которые Великобритания ежегодно расходует £94 млрд, играют ключевую роль в системе социального обеспечения, в котором нуждаются прежде всего женщины). Но факты, представленные в докладе 2017 г., подготовленном по заказу женской благотворительной организации Fawcett Society, говорят о том, что в основном этот процесс выливается в возвращение властных полномочий мужчинам
[1207].
В докладе, подготовленном для Fawcett Society, указывается, что в девяти местных советах Англии и Уэльса по-прежнему работают исключительно мужчины, и только 33 % местных советов возглавляют женщины. Лишь каждый третий член местного совета в Англии – женщина, причем за два десятилетия доля женщин выросла всего на пять процентных пунктов. Все шесть новых избранных мэров городов – мужчины (на последних выборах в Ливерпуле ни одна из ведущих партий даже не выставляла кандидатуры женщин), и всего 12 % членов советов в областях, где проходили выборы, – женщины.
Доклад, подготовленный для Fawcett Society, – единственный источник данных, потому что государство их не собирает. Если благотворительная организация вдруг перестанет это делать, отслеживать динамику будет невозможно. При этом отказ разрешить использование полностью женских коротких списков на выборах в местные советы и выборах мэров городов правительство объясняет «недостаточностью доказательной базы»
[1208]. Учитывая также отказ принять главную рекомендацию Комитета по делам женщин и равноправию – заставить партии собирать и публиковать данные о половой и этнической принадлежности кандидатов («возложив на них соответствующие обязательства, закрепленные в законе»), – это объяснение ставит тех, кто хотел бы, чтобы британская демократия меньше страдала от «мужского перекоса», не в самое выгодное положение.
Три из шести рекомендаций, содержащихся в докладе Комитета по делам женщин и равноправию, касались введения квот, и неудивительно, что они были отклонены: британское правительство традиционно сопротивляется подобным мерам, считая их недемократичными. Но мировой опыт говорит о том, что политические гендерные квоты вовсе не ведут к чудовищному засилью некомпетентных женщин в органах власти
[1209]. Как показывают результаты исследований Лондонской школы экономики и политических наук, политические гендерные квоты, как и трудовые квоты, не только не ведут к этому, но, если уж на то пошло, «повышают уровень компетентности представителей политического класса в целом». А если так, то гендерные квоты не более чем инструмент, смягчающий скрытый «мужской перекос», и именно нынешняя политическая система является недемократичной.
Форма гендерной квоты, применяемая в той или иной стране, зависит от избирательной системы. В Великобритании от каждого из 650 избирательных округов в парламент избирается один депутат. Побеждает кандидат, набравший простое большинство голосов. При мажоритарной системе единственным возможным инструментом смягчения «мужского перекоса» являются полностью женские короткие списки.
В Швеции проводится голосование по партийным спискам. От каждого округа избирается несколько депутатов, количество которых устанавливается по принципу пропорционального представительства. Каждая партия формирует список кандидатов по каждому избирательному округу, при этом кандидаты перечисляются в порядке предпочтения. Чем больше голосов получает партия, тем больше кандидатов из списка будут представлять избирательный округ. Чем ниже кандидат стоит в списке, тем меньше у него шансов пройти в парламент.
В 1971 г. доля женщин в парламенте Швеции составляла всего 14 %
[1210]. Социал-демократическая рабочая партия Швеции (СДРПШ) решила устранить эту несправедливость. Сначала в 1972 г. она рекомендовала включать в списки своих кандидатов «больше женщин»
[1211]. В 1978 г. был сделан следующий шаг: количество женщин в списке кандидатов теперь должно было быть пропорционально количеству женщин – членов партии. В 1987 г. была установлена минимальная доля женщин в списках – 40 %. Ни одна из этих мер не оказала существенного влияния на количество избранных депутатов-женщин: их доля в списке кандидатов могла составлять 50 %, но если все женщины располагались внизу списка, у них практически не было шансов пройти в парламент.
