В совместной налоговой декларации супруги указывают общий доход. Супруг, получающий более высокий доход (учитывая гендерное неравенство в оплате труда, это, как правило, муж), получает статус основного кормильца и попадает в льготную категорию налогоплательщиков. Доход второго супруга (как правило, жены), не являющегося основным кормильцем, облагается налогом по более высокой ставке. Вернемся к нашей паре, зарабатывающей $60 000 и $20 000. Доход супруги, заработавшей $20 000, будет обложен налогом, как если бы это были последние $20 000 из общих $80 000, то есть по более высокой ставке, чем если бы это был просто ее заработок ($20 000). Иными словами, женщина заплатит в виде налога гораздо больше, чем если бы она подала индивидуальную декларацию, а не совместную (вместе со своим высокооплачиваемым супругом).
Сторонники совместной подачи налоговой декларации могут возразить, что в сумме в этом случае семейная пара платит меньше налогов. Это правда. Но поскольку, как мы видели выше, допущение, что в домашних хозяйствах доходы распределяются поровну, мягко говоря, некорректно, тот факт, что семейная пара платит меньше налогов, чем заплатили бы муж и жена по отдельности, не обязательно означает, что в кармане супруги, не имеющей статуса основного кормильца, в итоге окажется больше денег, чем если бы она подала индивидуальную декларацию. И это без учета возможных финансовых злоупотреблений, которые могут сделать подачу совместной налоговой декларации еще менее выгодной для женщины. Иными словами, налоговая политика США в отношении супружеских пар сегодня ущемляет права работающих женщин. Это подтверждается результатами целого ряда исследований, показывающими, что подача супругами совместной налоговой декларации лишает женщину стимулов к работе (что, как мы видели, негативно сказывается на показателе ВВП)
[1159].
США не единственная страна, где налоговая система, не учитывающая гендерную проблематику, ущемляет права женщин. Авторы одного из недавних исследований выражают недоумение по поводу того, что «многие страны ОЭСР» одной рукой принимают законы, нацеленные на сокращение гендерного неравенства в оплате труда, а другой – усиливают это неравенство с помощью политики в области налогообложения семейных пар и распределения налогового бремени
[1160]. Примером могут служить Великобритания и Австралия, где, хотя каждый из супругов подает индивидуальную налоговую декларацию, большинство налоговых льгот и вычетов нарушает принцип индивидуального налогообложения.
В Соединенном Королевстве так называемые супружеские вычеты
[1161] при определенных условиях дают супругу, получающему более высокий доход (как правило, мужу), право на налоговые вычеты, если доход второго супруга (то есть жены) не превышает
[1162] £11 500
[1163]. Эта мера расширяет гендерный разрыв в оплате труда в обе стороны: во-первых, увеличивает доход мужчины, во-вторых, снижает мотивацию женщины к работе. В Японии применяется аналогичная схема, страдающая «мужским перекосом». С 1961 г. супруг, имеющий статус главы семьи (как правило, мужчина), может «претендовать на налоговый вычет в размере от ¥380 000 ($3700), если доход второго супруга (жены) не превышает ¥1,03 млн (около $10 000). Обследование, проведенное Министерством здравоохранения, труда и благосостояния Японии в 2011 г., показало, что «более трети замужних женщин, работавших на условиях неполной занятости и по собственному желанию сокративших количество рабочих часов, сделало это ради сохранения права на налоговые вычеты»
[1164].
Несколько другой пример скрытого гендерного перекоса демонстрирует налоговая система Аргентины, где налоговые вычеты для наемных работников почти в четыре раза выше, чем для самозанятых. Гендерные проблемы возникают в связи с этим потому, что в формальной экономике чаще заняты мужчины, а индивидуальной трудовой деятельностью занимаются в основном женщины
[1165]. Таким образом, налоговая система Аргентины, по сути, неявно предусматривает более высокие налоговые вычеты для мужчин, чем для женщин.
Дискриминационный характер налоговых систем многих стран объясняется нежеланием систематически собирать данные об их влиянии на положение женщин, или, иначе говоря, дефицитом гендерных данных. В докладе Европейского парламента за 2017 г. подчеркивается, что влияние налоговых систем на положение женщин – «малоизученная проблема». Европарламент призвал собирать больше соответствующих данных в разбивке по половому признаку
[1166]. Даже такие страны, как Испания, Финляндия и Ирландия, старающиеся учитывать гендерную проблематику при формировании бюджета, как правило, анализируют статьи расходов, а не налоговые поступления. Австрия – «одна из немногих стран ЕС, где государство использует налоговую политику для решения конкретных задач, в том числе для обеспечения равного распределения оплачиваемого и неоплачиваемого труда между женщинами и мужчинами, увеличения доли женщин в общей численности занятых и сокращения гендерного неравенства в оплате труда». Между тем опрос, проведенный в 2016 г. в странах – членах ЕС, показал, что только в Финляндии и Швеции подоходный налог взимается с супругов на строго индивидуальной основе
[1167].
То, что налоговые системы дискриминируют женщин, связано далеко не только с зомби-допущением, что доходы в семьях распределяются между мужчинами и женщинами поровну. Эта проблема коренится в самой теории налогообложения – по крайней мере, в ее сегодняшнем виде. С 1980-х гг. государства всего мира меньше заинтересованы в налогах как в средстве перераспределения доходов, рассматривая их скорее как потенциальный тормоз экономического роста, который следует держать под контролем. Поэтому налоги на прирост капитала, прибыль корпораций и доходы высокооплачиваемых работников снижаются, а лазеек, позволяющих транснациональным компаниям и самым богатым людям уклоняться от уплаты налогов, становится все больше. Это делается для того, чтобы не мешать эффективной работе «рыночных механизмов»
[1168].
