Я вскочила пулей, потирая пострадавшие прелести. «Уууу!», - подвывала я, пританцовывая на месте.
Соблазнять мужчину танцем – это вполне естественно для женщины. Поэтому диковатый танец под названием: «Ай-я-яй, как больно!» пришелся, как нельзя кстати.
Этот танец напоминал что-то допотопное. Превобытное. Было в нем так же что-то животное. Особенно подвывания. Положив руку на ранение, я прыгала на одной ноге и соблазнительно стонала.
Прижав уже две руки к попе, я эротично вращала бедрами. Ни один мужчина не устоял бы перед таким танцем. Такой танец ничем не сотрешь из мужской памяти!
- Паучий слу-у-учай! – подвывала я, имитируя полнолуние.
Риордан смотрел на меня, как на председателя клуба «Садомазо».
Танец был столь зажигательным, что безумно понравился паукану. Он стал прыгать рядом. Видимо, в надежде пополнить свой словарный запас за счет «раненой» няни.
- Понимаю, что больно, - заметило его величество, глядя на пружину. – Но чтобы настолько…
Он взглядом приписал авторство лужи мне. Я честно пыталась все объяснить. В тот момент, когда я перешла к катанию на люстре, люстра с грохотом завалилась на пол. Он подтвердила мои слова.
- Ипусий слусяй! – выдохнул паукан, жалобно заглядывая в глаза отцу. Риордан резко отвел взгляд.
- В угол, - строго произнес Риордан, не глядя на сына. – Немедленно!
Паукан быстро смекнул, что к чему. Истал взбираться по мне. Он сел мне на голову, обхватил лапками и все. Паукадл – младший решил, что если нет игрушек, то скальп няни будет отличной заменой.
Через пять минут паукан стоял в углу.
- Я думаю, что поступил правильно, - послышался голос отца.
- Ууу! – тихо согласилась няня-оборотень, потирая попу.
- Он должен понимать, что такое дисциплина, - сурово произнес Риордан.
- Уууу! – подвыла я, в знак согласия.
- Чем больше он это осознает, тем лучше для него, - продолжалась лекция. – Он должен понимать, что в жизни не все бывает так, как нам хочется…
- Угу! – кивнула я, тяжко вздохнув.
- И пусть это послужит ему уроком! – строгий голос отца доносился из-за спины.
В углу стоял паукан. А поскольку он сидел у меня на голове, то в углу приходилось стоять мне. «Шапочка наказана!», - мысленно вздохнула я, не сильно веря в королевскую справедливость.
Наказанная шапочка обхватила мою голову и раскаивалась со страшной силой. Паукан громко сопел и храпел. Я мрачно изучала узор золотых обоях. И считала цветочки. Восемь… девять… десять… А теперь лепестки!
Я тяжко вздохнула. И покраснела, вспоминая свое падение. Я честно будила совесть. Но она не просыпалась.
Риордан ушел.
- Выйдете, когда я вернусь, - прозвучал его голос перед хлопком двери.
А мы все стояли и стояли. Точнее, стояла я, а паукан ворочался на голове и сладко посапывал. Прямо чувствовалось, как он переживает за содеянное. Как раскаивается. И честно обещает больше так не делать!
Время шло. Я терпеливо повторяла таблицу умножения. Позор! Я забыла таблицу умножения на восемь. Надеюсь, что это не самый критический недостаток для няни?
Стихи Пушкина кончились. Песни, которые я знала наизусть, тоже.
Мы все стояли, стояли, стояли. Я попыталась сдвинуться, но меня удержала липкая и противная паутина.
Часики тикали. Я подумывала подать в розыск. Пропал мужик неземной красоты. Рост высокий. Особые приметы. На голове корона. Вернись, мы все простим!
Ноги уже болели и требовали мягкой посадки попы на что-нибудь мягкое. Паутина прилипла к волосам. Цветы на обоях были пересчитаны и классифицированы по сто раз.
Паукан храпел, подергивая ножкой мою нижнюю губу. Я выкатила ее, как в детстве. В знак смертельной обиды.
Спать хотелось неимоверно. Поэтому я клюнула носом в угол. Понюхала цветочки на обоях, так сказать.
Из всех ролевых игр, которые мне предлагали мужчины в качестве наказания на женскую красоту, эта была самой скучной. Никакие плетки, наручники и прочая сбруя не шли ни в какое сравнение с монотонной пыткой стояния в углу.
Я чувствовала, как засыпаю. Еще бы! Ночь была бессонной. А на мне раздавался соблазнительный храп. Мой нос чертил линию «хыр-хыр», неумолимо сползая вниз.
К тому моменту, когда веки слиплись, я была уверена, что родилась в этом углу. И провела в нем все лучшие годы своей жизни.
Сквозь сон послышался знакомый голос: « Я что-то забыл!». «Да! Подписать налоговую ведомость!», - слышался голос незнакомый. – «И рассмотреть прошения о помиловании на ваше имя! И еще ответить на четыре письма из соседних королевств по поводу будущего торгового союза!».
- Нет, я забыл что-то важное, - послышался знакомый раздраженный голос. – И просил напомнить. Еще с утра.
- Вы просили напомнить, чтобы мы приостановили переговоры с… - перечислял незнакомый заискивающий голос.
- Нет, - отмахнулся Риордан. – Другое.
- Просили напомнить, чтобы в комнате наследника поставили магические печати защиты от магии проникновения… Просили напомнить про нормальное платье для няни. Еще с утра. Вы отдали распоряжение, чтобы к вечеру его пошили. Уже вечер, поэтому…., - учтиво перечислял слуга.
- Няня!!! – заорало его величество. Дверь распахнулась. Я почувствовала, как меня вытаскивают из паутины. Как взваливают на руки и кладут на кровать.
Я открыла глаза, сонно глядя на бледное лицо и черные волосы. Несколько прядей выбилось из-под короны. Бледные губы приоткрылись, словно хотели что-то сказать. Но тут же сомкнулись, намекая, что передумали.
- Я уже запомнила, что на люстре кататься нельзя, - вяло произнесла я. – И что на кровати прыгать тоже ни-ни!
Я смотрела в его глаза, чувствуя, словно они затягивают меня внутрь. Чернота его зрачка расширялась и превращалась притягательную бездну. Мне показалось, что даже если бы я хотела, то не смогла бы оторвать взгляда.
Опьяняющее чувство какого-то нежного восторга накатывало с каждым разом все сильнее и сильнее. Глаза приближались. Моих губ коснулись пальцы.
Смесь опасности и очарования, смесь безобразия и красоты заставляли сердце возбужденно вздрагивать. Морозом по коже скользил его взгляд. Он очаровывал и обжигал. Растворял и завораживал.
Чужое дыхание приближалось к моим губам. Я чувствовала, как сердце вздрагивает.
Мои бессовестные губы приоткрываются и ловят каждый чужой вдох. Я даже подалась вперед, забыв обо всем. О том, что сегодня не ела. Что мои ноги по степени волосатости уже могут смело соперничать с лапками паукана.
Чем ближе к моим губам приближались чужие губы, тем слаще становилось чужое дыхание.
