Малыш увлеченно рисовал. Фломастер скрипел. Бумажки падали на пол. Я стояла рядом с креслом, прислонившись к ручке. Моя рука безвольно висела в воздухе. Пока к ней осторожно не прикоснулась другая.
Я молчала, глядя на ребенка. Пальцы гладили мою ладонь. И требовали, чтобы я подошла поближе.
- Нет, - сдавленным голосом прошептала я. Чувствуя, как все внутри дрогнуло.
Глава семнадцатая. Мастер «ой-фу»!
Я стояла и чуть не плакала. Мне безумно хотелось прикоснуться к нему. Но я знала, чем это может закончиться.
В это мгновение мне было ужасно одиноко. Я чувствовала, как теряю его. Его прикосновения становились едва ощутимыми. А потом исчезли.
Растворились в страшном слове «нельзя». Я просила себя остановиться. Но не могла. Ком слез застрял в горле.
Я пыталась глубоким вздохом прогнать его обратно. Страшное слово «никогда» заставляло делать глубокие вдохи. Маленькое расставание, к которому я готовила свое сердце, оказалось страшнее, чем я думала.
- Я сейчас хочу выяснить, чего он боится, - прошептала я.
И опустила глаза на бледную руку, лежащую на ручке кресла. Мои пальцы прикоснулись к ней. И все снова стало хорошо.
Словно глоток воздуха. Я дышу и не могу надышаться. Мои пальцы поймали и удержали.
Нежная рука осторожно повела меня к себе. И я послушно, без всякой магии, шла за ней. Мою талию обняли и бережно усадили себе на колени.
Мои напряженные пальцы впивались замок его рук. Это уже не волшебство. И не проклятье. Мне на плечо положили голову. Поднимая прядь моих волос ветерком дыхания.
В окно било солнце. А перед глазами оживала картинка мечты. Разбросанные игрушки, малыш и нежные руки, которые меня обнимают.
Я представляла ее столько раз. Я искала того, кто мог бы быть этим «кем-то» в нашем мире. А они ждали меня здесь. Отец и сын. Мой малыш. Который сопит: «Ипусий слусяй!».
Я чувствовала, как его нежное поглаживание по покрытой мурашками коже, завораживает меня.
- Ребенка что-то пугает, - прошептала я. – Поэтому он не хочет принимать облик человека.
- Ты уверена? – послышался шепот.
- Да, - твердо сказала я. И вспомнила, как ловила его по всему замку. – Я подозреваю, что это «что-то» было в той комнате.
- Я тяну время, как могу, - послышался тихий голос. – Скоро я обязан дать бал. И представить на нем наследника. Если бала не будет, ситуация усугубится. Просто так бал не отменить.
- Как скоро? – спросила я, подозревая худшее.
- Завтра ночью, - послышался ответ. – Перенести его я уже не смогу. Я должен был представить наследника раньше. Намного раньше.
- А нельзя ли найти похожего мальчика? – осторожно спросила я.
- Нет. Не ты первая додумалась до этой гениальной идеи. В истории уже были такие случаи. Гости запоминают внешность наследника до мельчайших деталей, - прошептал голос мне на ухо.
- Я не представляю, как это вообще сделать… Будет столько людей. Он может испугаться, - с ужасом прошептала я. – Я не знаю, чего конкретно он боится.
- Ребенка нужно показать ровно на пару минут. Мне нужно, чтобы он продержался эту пару минут. Пусть делает, что хочет, но только не обращается в паука, - прошелестел голос на ухо.
Легко сказать «пара минут!». Я не знаю, что мне делать, чтобы триумфально вывести малыша за руку. Нет, если папа хочет, то пусть поднимает его, как Симбу.
- Ну да, - выдохнула я, округляя глаза. – Все хотят посмотреть на этого милого ребенка.
Милый ребенок тем временем повернулся. Все лицо у него было разрисовано. Зеленый язык с красными разводами выглядел впечатляюще. Я-то – привычная, а вот папа впечатлился.
- И что же ты нарисовал? – спросила я, боясь спугнуть. Стопка «каляк-маляк» лежала на столе. – Папа, подойдите-ка сюда.
На столе лежал рисунок. Жирный треугольник с подобием кружочка. Из треугольника росли палочки. В целом треугольник напоминал матрешку – паука.
В уголке ютился маленькая крокозябра. Она как бы обиделась и ушла. А рядом с жирным треугольником была еще одна «каляка-маляка».
- Восхищайтесь, - прошипела я.
- Чем? – прошептал отец.
- Тоже мне, ценитель искусств! Будете плохо восхищаться, на всю зарплату закажу гобелен. В виде этой картины. И он будет висеть над троном.
- Я ничего в этом не понимаю, - тихо произнес Риордан. Но честно пытался разглядеть великий смысл.
- Как вы думаете, что это? – спросила я, показывая шедевр семейной живописи.
- Это то, что я бы не хотел встретить в темноте, - честно признался папа. – Особенно это.
Он показал на паучий треугольник рукой.
- Мамонт! – радостно заявил принц.
Я посмотрела на свой портрет. Либо я давно не брила ноги. Либо это еще один беспощадный ребенок. По моим размерам можно было смело сказать. Ем я все свободное время. Без перерыва на переваривание.
Такое чувство, словно я схомячила половину замка. И уже присматриваюсь ко второй половине. Волосы дыбом – это моя фирменная прическа. В последнее время меня можно смело гладить по голове. И называть «солнышком».
Малыш был твердо уверен, что у няни куда больше ног, чем она показывает. И рук тоже. Но я смотрела с нежной улыбкой. Малыш нарисовал меня. Это значит, что я для него много значу. И для меня это было лучшим признанием.
- А это кто? – спросила я, показывая на маленький клубочек рядом.
- Ипусий слусяй! – схватился он за голову.
- Мне кажется, это – он, - послышался настороженный шепот. Папа уже подозревал, что писец, арендовавший уголок страницы – это он.
- Тс! – пошипела я. – Нужно спрашивать у художника… Любая ошибка – это конец света
Принц улыбнулся и гордо задрал нос.
- Так это ты? – удивилась я, рассматривая. – Похож! Очень! А это кто?
- У! – в папу ткнули фломастером. Пока папа пытался найти сходства между крокозяброй – интровертом, я улыбалась. Судя по размерам, это не я папу периодически. Это папа меня периодически должен бояться.
«Пап» такого размера я регулярно выселяла на лестничную клетку. Они свисали с веника и пытались вернуться на родину.
Где-то выросло уже целое поколение паучков – эмигрантов. Они рассказывают своим детям про бачок - обетованный. И про хозяйку – засранку.
- Вот, - вздохнула я, глядя на картинку. – Это то, как он видит жизнь. Радуйтесь, что вы вообще в ней есть. Я думала, что все намного хуже!
Я бережно взяла голую попу на руки. Прошлась с ним по комнате, потерлась носом о теплый животик и украдкой чмокнула.
