Вечер стоял тёплый, немного душный, от Волги веяло неясной, едва различимой прохладой. Карима почувствовала предательский холодок по спине, а следом уверенную мужскую руку на своей руке, плавно ведущую от локтя до косточки на запястье, скользнувшую на талию, подчёркнутую широким атласным поясом. Карима всегда была худенькой, за последний год похудела на три килограмма, никогда не обращала на это внимание, а сейчас была рада, что ладонь Равиля может обхватить почти половину пояса. Волшебное, волнующее чувство.
Они гуляли до ночи. Набережная подсвечивалась фонарями, отражающимися в тёмной Волге. Улицы светились вывесками и рекламой, где-то играла музыка, навстречу шли выпускники, большинство уже навеселе. Пробегали парни – вчерашние школьники, – в распахнутых, мешающих им пиджаках. Громко смеялись девушки, кто-то из них шлёпал босиком, устав от высоких каблуков, самые продуманные, успевшие заскочить домой, шли в джинсах и кедах.
У Каримы немного устали ноги, но она ни за что не сменила бы пышное платье и лодочки на шпильке, с открытым мыском, на удобные кроссовки. Сегодня, сейчас, удивительный, только её вечер. Вечер, когда она впервые осталась наедине с Равилем, несмотря на то, что сотни раз за свою жизнь и столько же за последний год видела его – впервые по-настоящему наедине.
Они всё гуляли и гуляли, на город опустилась ночь, звёзды стали яркими, как никогда в жизни. Ночная иллюминация не могла заглушить свет мерцающих планет, погода становилась теплее и теплее. Начало робко светать, принеся утреннюю прохладу, и Карима увидела оглушающий красный, переходящий в ярко-оранжевый рассвет.
Первый рассвет новый жизни встретил с ней Равиль Юнусов.
Карима бы заплакала, но удивительное дело, рядом с Равилем ей вовсе не хотелось плакать, и апатия не накатывала удушливой волной. Она чувствовала себя счастливой, не как в детстве, когда папа подкидывал высоко-высоко, до самого неба, по-другому счастливой, и странным образом уверенной в себе, в людях, в мире. В Равиле.
Глава 39
Карима. Прошлое. Поволжье
Всё хорошее заканчивается, закончилась и волшебная ночь после выпускного вечера. Карима опасалась, что папа отпустил только на вечер, а Равиль привёз её утром, но никто девушку не журил, наоборот, дали отоспаться до обеда.
А позже папа помог Кариме отправить результаты единого государственного экзамена в несколько выбранных вузов, и она начала ждать итогов. Сколько бы папа ни уверял, что с такими баллами её примут куда угодно, Карима не переставала нервничать.
Вот она – точка невозврата. Именно сейчас решается её судьба, а всё, что Карима может, ждать. Она столько шла к этому, стремилась, не спала, а сейчас сидит и просто ждёт. Невыносимо!
Ждала день за днём, нервно бродила по дому, переставляла посуду с места на место, поминутно находила невидимую остальным пыль и грязь в углах комнат.
– Сколько можно убираться, дочка? – однажды остановил папа, смотря обеспокоенным взглядом. – Ты не оставишь работы маме, – он натянуто улыбнулся, стараясь не показывать своего беспокойства. Зачем беспокоиться? Кариме просто делать нечего, вот и слоняется без дела.
Находиться дома становилось тяжелей и тяжелей. Раньше спасала школа, репетиторы, библиотека, сейчас она сидела целыми днями и задыхалась. Что-то душило её, пугало до колких мурашек по позвоночнику, холодеющих рук, накатывающей паники, а следом ватной апатии.
Что пугало? О чём беспокоилась Карима? С такими баллами по ЕГЭ о поступлении волноваться не стоило. А даже если не поступит – это не причина для накатывающей паники. Найдёт себе занятие по душе – будет помогать маме, эби, запишется на какие-нибудь курсы… Должно же ей нравиться что-нибудь, кроме математики или физики? Станет блогером! Или флористом! Посадит розы или тюльпаны и откроет магазин цветов, саженцев, папа точно поможет.
Карима нервничала. Однажды проснулась в жутких пятнах, к обеду краснота спала, а руки продолжали чесаться.
Что, если она не поступит? Баллов окажется недостаточно? Срежут бюджетные места? Не примут, потому что она девушка и не сдала нормы ГТО? Откажут, потому что иногородняя или… Да почему угодно. Всё же она допустила ошибку на профильной математике. Одну! Но допустила. По русскому и вовсе не дотянула до девяноста баллов.
Почему она не воспользовалась шансом поступления, как победительница олимпиады? Потому что институт в Москве! Почти рядом с домом, точно ближе Новосибирска. Не подумала, понадеялась на баллы, словно она одна такая «умная» во всей стране…
Однажды утром Карима не смогла встать с постели, голова болела нещадно, на лоб будто положили горячий чугун, веки пекло, суставы рук ломило так, словно их вырывали на живую, живот резало. Оказалось, температура поднялась выше тридцати девяти. Мама вызвала врача, сидела рядом, не отходя с места, поила морсом, обтирала влажными салфетками, давала жаропонижающее – ничего не помогало. Домом занималась Алсу, ей настрого запретили заходить к Кариме, как и другим детям – грипп.
Приехавший из города врач грипп не подтвердил, выписал очередную кипу анализов и посоветовал Кариме принимать «хотя бы валерьянку», можно подумать, она помогает при простуде.
Карима слышала, как мама выговаривала папе за то, что он поддерживал глупую идею дочери поступить в технический вуз, да ещё далеко от дома. В ближайшем городе полно институтов, есть педагогический, на учителя математики или физики пусть учится – хорошая специальность, женская.
Вечером в комнату вошёл Равиль, Карима обмерла. Невиданное дело…
Хлопала глазами, глядя на мужчину в своей комнате, не сразу сообразив, что она в растянутой трикотажной пижаме, с бегемотиками в ромашках на груди и сзади шорт. На каждой половинке по дурацкому бегемоту женского пола.
– Как ты себя чувствуешь? – как ни в чём не бывало, спросил Равиль. Можно подумать, он каждый день к ней в комнату заходит.
Она даже не убралась, пыли по углам со вчерашнего дня накопилось, того и гляди паутина свисать начнёт, как в фильмах ужасов. Сама похожа на чучело, бледное, лохматое, с красными пятнами на руках и лице.
– Хорошо, – прошептала Карима.
– Выглядишь тоже хорошо, – вдруг сказал Равиль. Хорошо? Она? Кто, интересно, из них болеет? – Температура невысокая, – продолжил, приложив ладонь ко лбу Каримы, а она потянулась за прохладной рукой, будто в ней весь покой мира сосредоточен, смысл жизни, мироздания, всего, что знала Карима. О чём только слышала или могла догадываться.
– Что ты, маленькая… – пробормотал Равиль и устроил голову Каримы себе на плечо, перебирая пальцами пряди, упавшие на лицо и спину. Почему-то не вспомнилось, что она с утра не была в душе, лохматая, похожая на чудовище.
Говорят, первая любовь похожа на вспышку, от неё лихорадят, сходят с ума, безумствуют. Эмоции накрывают ударной волной, шквальным ветром, испепеляют пламенем. Ничего подобного с Каримой не происходило. Она не сходила с ума рядом с Равилем, напротив, словно находила разум, чувство правильности, ощущение своего места под солнцем.
