Когда она открыла глаза, Жрицы продолжали петь, Царь стоял и протягивал ей руку, которую она приняла и попыталась встать, испытывая при этом острую боль. Она смотрела, как Горотеон сошёл со ступеней и ждал её, подавая ей руку, словно она идёт на гололёде по шёлку. Когда её ноги ступили на лестницу, Царь сдёрнул белый шёлк с ложа и кинул в людей, которые принялись рассматривать простынь, и Айола увидела внушительное пятно крови, от которого ей стала ещё больней. Она полагала, что сейчас её отведут в свои покои, но большая и твёрдая рука повернула её в опочивальню Царя, куда она и вошла со своим господином, лицо которого по-прежнему ничего не выражало.
Как только двери закрылись за ними, и песни Жриц почти перестали звучать, хотя Айола знала, что они продолжат свои молитвы до самого утра, ноги младшей дочери Короля подкосились, и она стала проваливаться в забытьё, на этот раз стремительно. Ей показалось, что она взлетела вверх, она слышала чьё-то дыхание и сердцебиение, а потом ощутила шёлк простыней и мягкость подушек.
Чьи-то руки, почти старческие, снимали халат с девушки и раздвигали ей ноги, она в ужасе открыла глаза и попыталась встать, когда увидела перед собой старца, но всё равно мужчину, а она была нагой после первой ночи, кровь сочилось у неё между ног, и резкая боль пронизывала тело.
— Царица, лежите тихо, это лекарь, — лицо Горотеона мало что выражало, но голос успокаивал.
— Он мужчина, — у неё не был сил спорить.
— О, он уже давно не муж, он слишком стар для этого, но мудр и опытен, — тут он отвлёкся на слова лекаря, они о чём-то поговорили, и лекарь, тихо встав, поклонившись, вышел в нишу в стене, Царица поняла, что это тайный ход. В покоях её отца тоже был тайный ход на случай войны или заговора.
— Лежите, — Горотеон коротко что-то крикнул, и прибежали рабыни, которые стали суетиться в соседних покоях, Айола слышала шум воды и ароматы масел и свечей с благовониями. Когда рабыни вышли, так же неслышно, как и вошли, муж поднял её на руки и опустил в тёплую воду в том же халате, что был на её плечах на брачном ложе.
— Лекарь сказал, что вы в порядке, надо расслабить тело, и завтра вы будете себя чувствовать превосходно.
Айола почти уснула, когда почувствовала, что вода стала остывать. Возникшие, словно из ниоткуда, рабыни вытерли младшую дочь Короля покрывалами и надели на неё халат из тёплой ткани, никогда раньше не виданной девушкой. Халат был гладкий, как шёлк, с видимой стороны и, словно мех, пушистый с внутренней.
Жрицы продолжали и продолжали петь, и, лёжа на кровати своего Царя, она опасалась, что ей придётся пройти мимо них, когда господин отправит её в свои покои, но вместо этого в покои стали заносить еду, и она с удовольствием поела, смотря, как муж присоединяется к ней.
— Я не знала, что в день свадьбы не полагается вкушать пищу, — сказала девушка робко, опасаясь гнева своего Царя и господина.
— Можно есть во время брачной церемонии, Царица, просто на сытый желудок отвар, который я хотел дать вам, может не подействовать, а может вызвать рвоту в бессознательном состоянии.
— Но?..
— Царь не может вкушать пищу, если его Царица не вкушает.
— Это закон?
— Мой закон.
Она спросила, откуда он знает её язык, оказалось, что Царь Горотеон говорит на многих языках и даже владеет письменностью, Айола никогда не встречала таких людей, но он не мог говорить с ней, пока Верховная Жрица не свяжет их священными узами. Первые слова, которые муж говорит жене своей — спрашивает её желание на брачном ложе.
Этого старуха не говорила младшей дочери Короля.
Айола была рада слышать родную речь, она была рада, что Горотеон разговаривает с ней и не проявляет гнев, даже когда она провела пальцем по месту укуса, опасаясь напомнить ему о своём проступке. Он сказал, что если бы она укусила его за нос, он бы гневался, а этот укус не превосходит укус пчелы в жаркий день, поэтому он прощает свою Царицу, после чего она, успокоенная, примолкла.
Её не наказали за непослушание, за сопротивление своему Царю, ей позволили отужинать, и, немного успокоенная, она уснула, завернувшись в удивительно мягкий халат, в опочивальне своего Царя и господина, на подушках, мягче пуха гаги.
ГЛАВА 4. Семь ночей
Ей снились бескрайние льняные поля, цветы в цвет её глаз и тёплый ветер. Ей не хотелось просыпаться, никогда, но морок ночи стал отступать, и юная Царица — просыпаться. Не сразу она поняла и вспомнила, где она, а поняв, испытала страх. Могла ли она оставаться в опочивальне своего Царя? Не вызовет ли это гнев её господина? Она не спрашивала об этом старуху, а та сама не говорила.
Она была в том же халате, что уснула, Царя Дальних Земель не было видно, пения жриц не было слышно, вокруг Царицы был полумрак. Пошевелившись, она почувствовала тяжесть и ноющую боль во всём теле и внизу живота, и испытала желание остаться в постели, но гонимая страхом и неизвестностью, она поднялась и тут же увидела старуху, которая, сжавшись, сидела у изножья кровати, и двух рабынь, которые тут же встали и помогли младшей дочери Короля подняться на ноги. Её переодели в платье, украсив тяжёлым поясом, расшитым камнями, и накинули на голову мантилью, скрыв её льняные волосы. Старуха сказала, что теперь только Царь и господин Царицы сможет видеть волосы Айолы не прикрытыми. Мантилья была подобна паутине и очень понравилась девушке, она перебирала пальцами ткань и удивлялась мастерам, изготовившим подобное чудо. Старуха открыла двери Царских покоев, и тут же появилась стража, которая шла на несколько шагов позади своей Царицы, ступающей по дорожке из шёлка, которая бежала из покоев Царя Дальних Земель в покои Царицы.
Айолу ждал обильный обед со множеством яств и сладостей, после которого ей нестерпимо захотелось спать. Ручной зверь, спрятавшись в подушки, водил носиком и просил поиграть с ним, и младшая дочь Короля не смогла отказать ему. Она бегала за ним по покоям под недовольными взглядами и причитаниями старухи, а потом, обняв мягкое пушистое тельце, уснула крепким сном, многим более крепким, чем ночью.
Её сознание ещё спало, когда рабыни подняли Царицу и повели обмывать. Старуха сказала, что праздник в честь священного ритуала и будущего наследника будет длиться семь дней, и семь дней Айоле следует присутствовать на пиршествах в её честь.
Младшая дочь Короля в ужасе ждала, что мужчины в чёрных одеяниях снова занесут мантию для Царицы, но в этот раз одежды её были легки — нижнее платье, настолько лёгкое, что Айола не ощущала его на теле, и платье из многих слоёв тончайшей ткани, украшенное тонкой вышивкой и жемчугом. Жемчугом же были украшенные длинные волосы Айолы, которые струились по плечам и были укрыты мантильей в цвет платья.
Царица не знала, куда идти, но шёлк, протянутый по длинным светлым коридорам, указал ей, и вскоре она услышала гвалт голосов. Заробев, она остановилась, не зная, что делать дальше. Старуха сказала, что Айоле следует пройти в залу для пиршеств и присоединиться к своему Царю и господину, но зала был полона людей, по большей части — мужчин, а дверных проёмов было несколько. Дочь Короля знала, что каждый проём был для определённого сословья, какой из трёх абсолютно одинаковых дверей был предназначен для Царицы, Айола определить не могла, поскольку мальчики, раскатывающие шёлк, замерли на месте. В замешательстве она остановилась и увидела, как мужи в таких же одеяниях, как её стража, только другого цвета — зелёного, остановились перед младшей дочерью Короля, теперь уже Царицей Дальних Земель, и, поклонившись, указали на нужный ей проход, пропуская её вперёд.
