Ложе, на котором проходила её брачная ночь, уже было разобрано, и она стояла посредине большого помещения, отделанного мозаикой столь причудливых узоров, что казалось, они не повторяются ни разу, но, присмотревшись, она поняла, что повторения есть. Красный цветок, синий, зелёный… Напротив окна была мозаика, полностью повторяющая витраж в окне, и Айола могла только представить, как сверкали крылья диковинной птицы на стене с первыми лучами солнца.
Мебель, изготовленная из тёмного дерева, массивная и резная, со страшными изображениями животных, и удивительные подставки под столами — витые, тяжёлые, не похожие ни на какое дерево, когда-либо виденное младшей дочерью Короля. Такие же столы стояли рядом с тронами Царя и Царицы, мужчины ставили их сбоку от трона, а быстрые рабыни украшали их яствами, от сладостей и фруктов до мяса, и следили, чтобы они не заканчивались. Она дотронулась до подставки и поняла, что она холодная, как бывает меч или кинжал, но оружие мужчин сверкало холодом, а витые подставки были темны.
Услышав шум, она быстро обернулась и увидела в широком проёме своего Царя и господина, он словно давно наблюдал за младшей дочерью Короля, которая тут же поклонилась, как подобает рабыне, и быстро встала — она не рабыня. Царь отошёл в сторону, коротко приглашая младшую дочь Короля в опочивальню. Она стояла в центре и не знала, что ей следует делать или говорить, старуха сказала, что Айола должна быть покорной и постараться понравиться своему Царю и господину, но как это сделать — она не сказала.
— Вам следует попробовать эти сладости, Царица, — её Царь и господин указал рукой на большой серебряный поднос, где горой были уложены различные сласти, орехи в меду и белая рассыпчатая халва.
Айола посмотрела на поднос, казавшийся не таким и большим в руках Царя, осторожно взяла сласть зеленоватого цвета и положила себе на язык. Та была сладкой, но не приторной, таяла во рту, но не слипалась, подобно мёду. Не удержавшись, она взяла ещё одну и ещё, пока не осеклась и не глянула на своего Царя и господина, который стоял в халате, подобному тому, что был вчера на нём, и в этом одеянии казался ещё выше и шире в плечах.
— Вы можете съесть все эти сладости, Царица.
Младшая дочь Короля вкусила различных яств, но призналась, что сласть зеленоватого цвета, что была сладкой, но не приторной и таяла во рту, но не слипалась, подобно мёду — самая вкусная. Так же она отпила травяной отвар странного вкуса, и догадка поразила младшую дочь Короля.
— Я вижу подозрение в ваших глазах, Царица. — Айола испугалась гнева своего Царя и господина и стояла, нагнув голову, ожидая расплаты. — Нет нужды сегодня давать вам снадобье.
Он сидел на кровати, поставив рядом с собой младшую дочь Короля, и казался одного роста с Айолой, которая боялась поднять глаза на своего Царя и господина.
— Вам понравился мой подарок?
— Зверь? Да, я бы хотела оставить его себе, это возможно, мой господин?
— Он уже ваш, Царица. Скажите, что вы делаете с ним?
— Играю.
— Играете? — Айола увидела, как взметнулись брови Царя, она заробела ещё больше, возможно, с ручным зверем нельзя играть, ведь не играют же в местах, где родилась младшая дочь Короля, с собаками или котами. — Как вы играете со зверем, Царица?
— Он убегает, я его ловлю, но старуха ругается.
— Но вы всё равно играете? — девушке показалось, что он улыбается, не широко и совсем незаметно.
— Конечно, ведь это мой зверь и подарок моего Царя и господина, к тому же зверь просит играть с ним, — она пожала плечами.
— Какой подарок вы ещё хотите от вашего Царя?
— Я не знаю, у меня всего в достатке, — она осеклась, подумав, что недопустимо отказываться от даров Царя и господина, и добавила. — Как будет угодно моему господину.
— Царица, вы знаете, зачем я призвал вас?
— Семь дней в середине моего лунного цикла мой Царь и господин обязан призывать меня к себе, и так каждый цикл, пока чрево моё не понесёт наследника для Дальних Земель. Остальные ночи моего Царя и господина распределены между наложницами, никто не должен быть обижен, но Царь — могучий муж, и каждой хватает его ласки. — Айола надеялась, что ничего не перепутала и не забыла.
— Это так, — он удовлетворённо кивнул. — У Царя много обязанностей, Царица, и одарить ласками юную деву в первую ночь — одна из них. Вы же не станете противиться своему Царю? — с этими словами он аккуратно взял руку младшей дочери Короля и, положив маленький пальчик себе в рот, стал легко посасывать его.
Девушка в ужасе смотрела на своего Царя и господина, пока, не выдержав, сжавшись, не прошептала.
— Вы хотите откусить мне палец? — она видела, как улыбнулся Горотеон, чем-то блеснули его глаза, и на миг словно маска слетела с его лица, показав лицо мужа, а не каменного изваяния.
— Ваши пальчики сладки, Царица, вы ели сласти, — он улыбнулся и облизнул другой её палец.
— Но там ещё много сластей, — Айола в недоумении взглянула на серебряный поднос, но тут же осеклась и замолчала. Она оказалась сидящей на колене своего Царя и господина, который говорил ей:
— Вы посмеете указывать своему Царю, что для него большая сладость, Царица?
Айола сжалась в уверенности, что вызвала гнев Царя, и её ожидает наказание.
— Не противьтесь мне, ласки мужа могут быть приятны юным девам, нужно просто узнать, что вам более всего приятно, это не сложно, вы же смогли выбрать, какая сладость вам нравится, Царица. Закройте глаза и, когда вам станет особенно приятно — скажите мне, Царица.
Её Царь и господин удерживал её на колене, и Айола закрыла глаза, как он и приказал.
Его рот на руках её были приятен младшей дочери Короля, как и на шее её и ниже, руки, столь же горячие, как дыхание Царя и господина, гладили младшую дочь Короля по спине, под халатом, иногда надавливая сильнее, а иногда попуская. Когда же шёлковый халат спустился с плеч юной Царицы, стыд не покрыл её, потому что в это мгновение руки её Царя и господина накрыли грудь Айолы, и она услышала женский стон, сладостный, как мёд. Она уже лежала, нагая, рядом со своим Царём, но ни это, ни то, что её господин так же был обнажён, не волновало младшую дочь Короля, она ощущала его горячие руки на себе и чувствовала жар во всём своём теле, особенно — внизу живота и ниже. Айола слышала женские стоны и ощущала горячее дыхание рядом с собой, когда же Царь сжал губами сосок на её груди, одновременно опуская руку на самый низ живота, туда, где природой предназначены волосы, Айоле показалось, что лихорадка поглотила её. Лёжа на боку, она держалась за своего Царя и господина и гладила его плечи и всё, что могла достать, повторяя в точности движения, которые делал Горотеон.
— Не бойтесь, Царица.
Он перекинул ногу юной Царицы через своё бедро и, продолжая удерживать сосок в губах, опустил руку и вошёл пальцем туда, куда природой предначертано мужу входить в жену свою. Помогая движениям её бёдер, придерживая и направляя ягодицы Царицы, одним пальцем он давил на точку, где должен заканчиваться рост волос, предназначенных Богами и природой. И в это мгновение Айола услышала ещё более громкий женский стон, перемешанный смужским, и почувствовала, что муж её входит в неё, и если это и было болезненно, то недолго, потому что другие чувства поглотили Айолу. Рука её Царя и господина помогала её ягодицам, а другая продолжала давить на точку, до тех пор, пока низ живота её не наполнился кипятком, в глазах стало темно, словно все свечи погасли, а сама младшая дочь Короля испытала сразу за острым желанием чего-то, неизвестного ей, облегчение такой силы, что не смогла сдержать громкого стона, почти крика, который перемешался с родным наречием из уст Царя, он крепко прижал к себе Айолу и, сделав сильные качки своими бёдрами, излил в жену своё семя.
