— Я? — он прижал Айолу, всё такую же хрупкую, какой он увидел её впервые. Его руки быстро расстегнули шёлк халата и спустили с плеч Царицы…
Айола не поняла, как оказалась прижатой спиной к мужу, его руки скользили по гладкой, подобно шёлку, коже Царицы.
— Я напомню тебе, кто на самом деле твой муж и господин, моя Царица. — Айола вздрогнула от проникновения, не быстрого, но настойчивого, пока рука мужа нагибала спину жены своей, а другая придерживала за бедра. Горотеон быстро перенёс жену свою к кушетке, что стояла рядом, и устроил Айолу так, что тела их идеально подходили по росту.
Она упиралась руками в резную спинку, прогибала спину и сама подавалась на мужа своего, пока не почувствовав высвобождение невероятной силы, не ослабла в руках мужа, и он не последовал за ней.
Больше Айола не встречала черноволосую рабыню в покоях мужа своего.
— Где та рабыня? Ты же не наказал её за вспышку мою?
— Нет, Царица. Она у дочерей моих.
— Я не встречала её там.
— Вероятно, не пришлось, жена моя.
Время сбора урожая подходило к концу, когда Верховная Жрица призвала в Храм Главной Богини Царицу Дальних Земель.
— Скажи судьбу дочери моей, Жрица? — Айола смотрела на старческое лицо и больше не испытывала страха пред лицом Жрицы.
— Судьба её — судьба счастливой женщины. Ум её будет гибок, а воля крепка. Не противься судьбе своей дочери, девушка.
— Что это значит?
— Придёт время, и ты узнаешь всё, не противься ей, и найдёт она успокоение сердцу своему, как ты нашла в муже своём Горотеоне.
— Я не позволю выдать дочь свою замуж против воли её!
Старуха внимательно посмотрела на Царицу Дальних Земель.
— Как не позволяешь сыну своему Эарсилу покинуть покои твои, девушка? Ты не слушаешь законы Главной Богини, но сердца твоего и ума хватает на то, чтобы народ Дальних Земель любил тебя. Если хочешь счастья дочери своей — не противься её судьбе, но помни всегда, что дочь твоя — Истинная Королева, дочь Истинной Королевы.
Сидя на коне мужа своего, облокотившись на грудь его, Айола ощущала усталость.
— В чреве моем младенец, муж мой, и я часто чувствую усталость в теле своём и духе.
— Тебе следует отдыхать, Айола. Нет ничего на Землях наших, что требует твоего незамедлительного участия, — он укрыл плащом жену, — кроме, пожалуй…
— Да, это мы сделаем сейчас.
Подъезжая к месту назначения, Берен, бывший уже не столько всадником Царя, сколько личным всадником Царицы — её поверенным и другом, — легко пересадил её на Жемчужину, и Горотеон двинулся вдоль поля с созревшими налитыми колосьями хлебов.
— Мааааааааама, — услышала издалека, пока Аралан сидел на коне со своим царственным отцом. — Мама!
Они подъехали близко, и Аралан обнял маму. Руки его были грубы от тяжёлой работы, лицо загорело, синие глаза выражали живость ума.
— Как ты? — Айола спешила задать вопросы, но Аралан перебивал Царицу, и она с улыбкой слушала, как и несколько дней назад, и ещё несколько, как Аралан трудится в семье сельских жителей, и отец Кринда не даёт ему спуска, как многим овладел он, и как сильно болят руки и ноги его к ночи, но какое удовлетворение он получает от работы своей и дружбы с Криндом.
— Он будет моим старшим всадником, отец, — глядя на Царя Дальних Земель.
— Что ж, происхождение его невысоко, но он друг твой, и ты чувствуешь плечо его в трудную пору твою, думаю, это возможно.
— Сбор урожая закончен, Аралан, ты можешь вернуться во дворец на несколько дней, — Айола, — прежде чем отправиться в казармы.
— Благодарю тебя, Царица, — он учтиво поклонился, косясь на отца своего. — Мама, я бы не хотел, много дел и нужд у нас с Кридом…
— Он просто хочет поиграть, — улыбнулась Айола вслед удаляющемуся сыну. — Эарсила я не позволю забрать в казармы столь рано.
— Эарсил не наследник, хотя и он должен знать премудрости законов Дальних Земель и воспитываться на равных, жена моя, но он проявляет живой ум и любознательность, подобно учёному мужу, он может стать учёным мужем и прославить имя своё далеко за пределами Дальних Земель не воинской славой, а пониманием мироустройства.
Айола улыбнулась.
— Ты заплатил отцу Кринда?
— Нет, Царица, он отказался. Они рады, что в доме их жил наследник, и теперь слух гуляет по Дальним Землям, что он сын отца своего и матери, и никогда Земли наши не будут знать нужды и кровопролития.
— Да будет так, — она уютней устроила в руках мужа и уснула. Проснулась от вскрика. Звонкого, девичьего.
— Ааааааааааааааааййййййййй, отец!
Берен держал за ухо вырывающуюся девушку с волосами, подобными льну, и глазами, синими, как небо над их головами.
— Эирин, ты заставляешь сердце моё гневаться!
— Я свободная дева Линариума!
— Посмотрю я на твою свободу, когда расскажу про твои выходки Зофии.
— Отец!
— Я всё сказал, ты покрыла себя позором.
— Не покрыла.
— Девочка…
— Отец, я лучше знаю, покрыто ли тело моё позором!
Берен только закрыл глаза. Мало что выражали непроницаемые лица всадников, они смотрели молча и словно безучастно.
— Не имеет значения, познало ли тело твоё мужа, Эирин, — спокойно сказал Исор, спешившись с коня. — Сегодня к ночи состоится твоя церемония, Верховная Жрица свяжет тебя шёлковой лентой с сыном моим.
— Это ещё почему?
— Да благословит дом мой Главная Богиня и пошлёт терпения семье моей, жене и сыну… Девочка, моего сына застали с девой, за пределами города, без сопровождения отца или брата. Застали всадники Царя, сам Царь и Царица Дальних Земель. Он женится сегодня же, — даже не смотря на своего сына.
— Но я не выбираю его! — она вырвалась из рук отца и смело смотрела на всадников и даже на Царя. Не было во взгляде её дерзости, но не было и страха.
— Ты уже выбрала, Эирин, — Горотеон посмотрел на своевольную воспитанницу своей жены и приёмную дочь Берена. — Иначе ты бы не оказалась здесь, а если бы Герам слушал не только сердце своё, но и разум, вам бы не встретилась на пути наша процессия.
— Линариумская дева может передумать, Ваше Величество.
— Нельзя настолько игнорировать законы Главной Богини, — проговорил Берен, лицо его мало что выражало, но уголки глаз словно улыбались, как и глаза Горотеона.
Эирин — свободная дева Линариума, выросшая на бескрайних просторах Дальних Земель, ставшая символом победы для войска, была любима и оберегаема всеми окружающими её мужчинами — от отца до самого Царя.
— Почему это? — вдруг подал голос до этого молчавший Герам, сын Исора.
