— Правда в словах твоих, — всадники, молчаливо следовавшие за Наследником, подобно грозным теням, покинули конюшню и внутренний двор по приказанию Аралана, как и конюхи. И только свет звёзд был свидетелем разговора этого.
Аралан развернулся и двинулся в сторону просторных и светлых покоев дворца Линан.
— Кринд? — он в удивлении посмотрел на всадника своего, который остался у стойла.
— Иди, я задержусь…
— Зачем? — в глазах Наследника были сотни вопросов. — Кринд? Что прячешь ты в руке своей?
— Аралан, — Кринд улыбнулся, — не следует мужчине…
— Ах, вот в чём дело. Кто она, Кринд? Я не узнаю друга своего в последнее время, кто она? Неужели всадник самого Наследника Дальних Земель, их командир, снизошёл до служанки? Кринд, отвечай! — это не было приказом, они словно вернулись в те времена, когда беззаботная юность была с ними.
— Нет, Ваше Высочество.
— О, это жена мужа своего? Не узнаю тебя, друг мой, не узнаю… Будь осторожен, если женщина эта дорога сердцу твоему, ты знаешь, в Теренсии мягкие законы, но мужья — везде мужья, и позор женщины — всегда только её позор.
— Я помню это.
Наследник оставил всадника своего, забыв о разговоре, неотрывно глаза его смотрели на светящиеся окна покоев жены его Эльиинг, и не было покоя сердцу его, разуму и духу.
— Я видел свет в окнах твоих, ты не спишь?
— Нет, мой господин, — Эльиинг не отошла на два шага своих, но поклонилась так, как это и полагается жене мужа своего и господина, — сон не идёт ко мне.
— Что-то тревожит тебя?
— Нет… нет, мой…
— Эльиинг, здесь нет никого, служанки, рабыни, даже тени покинули покои твои, когда я вошёл в двери их, мы вдвоём, нет нужды тебе называть меня господином. Поговори со мной, как жена с мужем своим, что гнетёт тебя?
— Сегодня, когда уезжал ты по нуждам Дальних Земель с всадниками своими и Королём Меланмиром, Луинтсена попросила поговорить меня с Миланиссой… Её готовят к замужеству, и Луинтсена сказала, что надеется, что слова молодой и счастливой жены повлияют на племянницу её… Я должна была рассказать юной Миланиссе, как счастлива девушка, когда становится женой мужа своего… должна была сказать, что значит брак для женщины.
— Что ты сказала?
— Аралан, что я могу сказать об этом, я ничего не знаю, я говорила то, что говорили мне, когда всадники твои приехали за мной. Мне говорили, что брак — это единение духа и тела мужа и жены, и тогда благословление всех богов спускается на семью эту. Мне говорили, что невозможно единение духа без единения тела и наоборот… что становится женщина счастлива от этого, а тело её и сердце настигает покой, как и мужчину настигает довольство судьбой своей. Но что я могу знать об этом? — в зелёных глазах мелькнули слёзы, которые не удержались на краю ресниц и оставили след свой на нежном лице Эльиинг.
— Ты можешь узнать это, — Аралан сделал шаг в сторону жены своей, — можешь, я говорил тебе.
— Могу ли? Как давно мы в месте этом?
— Скоро снега покроют землю.
— Ты показал мне эту страну, ты привёз меня сюда, потому что рядом скала, где по преданию обитает Давгл. Ты целуешь меня по утрам, когда приходишь утром в покои мои, до дел государственных, которыми ты занимаешься, пока солнце не прячется за горами, ты целовал меня после пиршества, не дойдя до дверей покоев моих, и я бы умерла от стыда своего, если бы не знала, что Кринд, чьи глаза никогда не посмотрят на меня в такой миг, не стоял там же и не допустил бы никого… Но ты всегда уходишь, и я не знаю почему.
Ты говоришь, что дух твой слаб рядом со мной, ты говоришь, что любишь меня, ты говоришь, что сердце твоё останавливает свой бег, когда смотришь на меня, а потом кровь вскипает в теле твоём, и разум покидает его. Но поступаешь ты так, словно ни дух твой, ни тело не нуждаются в том, что называют «единением». И я бы поверила в это так легко, ещё совсем недавно — я бы поверила и приняла это. Но… — Царевна отвернулась от мужа своего, чтобы скрыть слёзы свои.
— Я нуждаюсь в единении с тобой, Эльиинг, как с женой своей, как с женщиной, красивей и желанней которой не видел. Я не знаю, сколько я смогу прожить без воды или пищи, но без тебя я не могу прожить и дня, но я не умею просить, все мои просьбы — приказы. Разум мой не знает слов таких, рот не сможет произнести нужду мою так, чтобы это не прозвучало для тебя как приказ… Я отказался от своего права приказывать тебе, Царевна.
— Нет такого указа.
— Есть, здесь, — рука с перстнями остановилась у пуговиц расшитого камзола. — Он здесь, и я бессилен отменить его.
Эльиинг сделала два своих шага навстречу мужу своему и остановилась, склонив голову так, что Аралан видел переливы каменьев в её непокрытых и распущенных волосах, что струились, подобно горным рекам, по шёлку на плечах её.
— Я женщина, Аралан. Я женщина, и я могу просить. Покажи мне единение не только духа, но и тел наших. Покажи, я прошу тебя.
Аралан не нашёл слов, да и не искал их, губы его были заняты другим — они скользили по губам жены, его возвращая ей её дыхание.
Одним движением шёлк упал к ногам Эльиинг, но Аралан не увидел стеснения в лице жены своей, когда она протянула руки свои, и тонкие пальцы её справились с массивными пуговицами на кафтане его, дёрнули ремень и скользнули под лён нижней рубашки.
Если и мог дышать или думать Аралан, то лишь до этого мгновения, потом разум покинул Наследника вместе со льном рубашки, с раздражающим множеством крючков на одеждах его и с обувью.
Тело Эльиинг было пугающе хрупким, тонким, казалось, Аралан одной своей ладонью может обхватить талию жены своей, грудь — манящей, округлой, с белой кожей и розовыми сосками, а ноги — стройными, как у танцовщицы. Она целовала мужа своего, улыбаясь, и дарила стоны, слаще которых не слышал за всю свою жизнь Наследник.
Аралан сидел на ложе своём, поставив между ног своих Эльиинг, позволяя жене своей дарить ласки ему и поцелуи, стремясь ответить ей тем же, скользя по коже её ладонями и губами, не удержавшись, прикусывая, оставляя лёгкие следы.
— Ты кусаешь меня? — губы Эльиинг горели от поцелуев мужа своего.
— Я готов съесть тебя, — его рука скользнула к сосредоточению женских нервов и легко провела там, поверхностно, но руки Эльиинг ухватились за светлые волосы мужа своего и потянули с силой. Нога её отодвинулась в сторону, предоставляя лучший доступ, полностью доверяя Аралану.
— Садись, — его слова прозвучали как приказ, как и действия его, когда он усадил Эльиинг на колени к себе, лицом к себе, широко расставив её ноги — так он имел лучший доступ к телу её, целуя грудь её, шею, губы, и снова шею, грудь, опускаясь губами по животу. Одна рука его могла беспрепятственно ласкать жену свою, а другая — удерживать на месте, пока Эльиинг не зашлась в крике и не обняла за шею мужа своего, вжавшись в тело его. С губ её слетали стоны, вздохи и горячее дыхание.
