Около двух вышли в лес. Он прелестнейший: сухой, песчаный, нечастый, мох, черника – загляденье. Впереди, помахивая хвостном, бежит довольная псина. Я про себя радуюсь: то ли обманули, то ли нам попался участок получше, все равно здорово, но помалкиваю – боюсь сглазить.
Сворачиваем с тропы к своей точке – и тут начинается.
Когда нормальный человек идет за грибами, он не полезет в болото, а обойдет его, он может также идти сколь угодно далеко вдоль речки в поисках хорошего бревна для перехода, не лезть в крапиву, не ломиться сквозь малинник, не перелезать через завалы и так далее. Я не имею в виду тех, кто мечется по лесу в поисках выхода – они, бывает, залезают в такие дебри, что мы только диву даемся. У нас такой возможности нет, потому что наша цель – пройти максимально прямо по своему квадрату в соответствии с задачей, ведь потерявшийся может быть где угодно. Поэтому мы идем через заросли крапивы в два раза выше нашего роста, лезем через бревна, пробираемся через болото, если есть хоть малейшая надежда, что оно проходимое.
Но такого я еще не видела.
Заросли какой-то лианы, очень похожей на виноград, обвивают нас. И в некоторых местах мы ломимся, как ледокол, через эти плети, а кое-где просто не можем сдвинуться с места, потому что они держат нас за ноги, и все. Где-то болотная трава такая высокая, а под ней так много поваленных и уже сгнивших деревьев, что можно довольно долго идти в ощущении, что ты на земле, и только ухнув с этих бревен, довольно болезненно с ней встречаешься.
Выдравшись из очередных пут, я витиевато выражаю вслух свои ощущения, напарница смотрит на меня с уважением и даже говорит комплимент моей способности формулировать.
Лес нас не пускает.
Я всегда придерживалась мнения, что природа лишена нравственности: волк ест зайца не потому, что он плохой, море устраивает шторм не из-за того, что не любит людей, но в этом лесу я кожей чувствую враждебное к нам отношение. Мне становится не по себе, душно, жарко, а вокруг нас роятся тучи комаров – я такого не припомню, хоть мы и облились перед выходом какой-то суперядовитой жидкостью, разъевшей пластмассовые стекла моих защитных очков. Нет возможности что-то снять или расстегнуть, нельзя ни на секунду останавливаться, по лицу течет пот, и ты непрерывно лупишь себя по нему – это единственный открытый участок тела. Я в очередной раз выбираюсь из крапивы, лиан и осоки и без сил валюсь на землю, прямо лицом, и некоторое время лежу без чувств и мыслей, пока комары не начинают есть заживо.
– Отмахали километр! – торжественно объявляет старшая группы.
Километр – это ого-го сколько, это два квадрата! Я радуюсь.
– Осталось пять…
Часа через три я всерьез забеспокоилась, что в какой-то момент просто не смогу идти дальше – и что? Помогла мысль о том, что я подведу других, и вынесенное со спортивных тренировок: когда говоришь про себя «все, я больше не могу» – встаешь и делаешь дальше. Как выяснилось, в отсутствие другого горючего помогают еще стыд и злость на себя….
Но хуже всего паршивое ощущение, что кроме нас и диких животных – а мы то и дело видим кабаньи и лосиные следы, чувствуем запах кабана, который ни с чем не перепутаешь, – здесь никого живого нет. Перед тем как мы вошли в лес, координатор намекнул, что мы «работаем на лежачего»: человек возраста нашего потерявшегося, без физических и психических патологий, должен был выйти из этого леса сам.
– Видимо, с ним что-то случилось, – сделал тогда вывод координатор.
«Случилось» означает: с ним произошло что-то, что в лучшем случае лишило его подвижности.
– Ты как к трупам относишься? – читает мои мысли старшая группы.
Я думаю и честно говорю, что еще не знаю.
Грибов мало, что тоже странно для такого дикого леса. В начале нашего пути я не смогла удержаться от искушения и подхватила на ходу крупный подберезовик, потом два белых. Но это было в начале, а в конце, когда отчетливо чувствую, что лес нами недоволен, я все вытряхиваю и, кажется, вслух извиняюсь, прошу духов этого леса отдать нам то, что мы ищем, отпустить нас с миром, и мы ничего лишнего не возьмем, оставим его в покое. Лес мрачно прислушивается. Старшая молчит и не удивляется…
Мы выходим из болота на прорытую грейдером траншею, я съезжаю на спине по насыпи и лежу, наслаждаясь тем, что меня не едят, что вокруг нет мокрой крапивы, хлещущей по лицу, что не надо перелезать через бревна, изображая из себя акробата…
Поиск – это такая редкая ситуация, когда ты случайным образом оказываешься в компании не очень близких или вообще незнакомых тебе людей, а дальше вы с ними несколько часов проводите бок о бок, и, случись что, «назад пятьсот, вперед пятьсот» – вас мало, именно вы будете друг другу помогать, больше никто. И когда вы вместе проходите этот путь, вы или проникаетесь взаимной симпатией и про себя решаете, что с этим человеком пойдете снова, или понимаете, что больше с ним не пойдете никогда.
Мое почти отчаяние на выходе из леса вознаграждается тем, что меня явно признали за свою несколько важных для меня людей. На меня благожелательно смотрит старшая группы. Координатор встречает нас на машине и сразу сует бутылку с водой со словами:
– Это вам явно сейчас нужно.
Вода непростая, с какими-то солями и магниями…
В штабе нам дают канистру с водой и мыло – помыться. К нашему выходу настрогали бутерброды, и я снова готова реветь, но если час назад это было от отчаяния, то сейчас – потому что чувствую себя полноправной частью этого удивительного сообщества. Я устала, как собака, я мокрая, грязная и потная, у меня укусы на лице, царапины на руках и свежие синяки на ногах, на ботинках чудовищный слой болотной грязи с песком, а штаны перепачканы доверху, но сегодня я точно знаю, что могу с полным правом говорить о них «мы».
Из леса я выходила с четким ощущением, что не знаю, когда в следующий раз захочу в лес и поеду на поиск. Сутки спустя поняла: скоро.
P. S. Потерявшийся умер в лесу: сердце. Мгновенно.
Суеверия, местные поверья, приметы поисковиков
Почти у каждого из нас есть странные и малообъяснимые истории из опыта поисков в ночных лесах, на кладбищах и в заброшенных зданиях. Однако обычно мы далеки от того, чтобы демонизировать ночной лес, и знаем, что кружит по лесу не леший, что кричит не кикимора и так далее. Более того, мы даже не верим в приметы из школьных учебников по окружающему миру и ОБЖ, потому что не раз их проверяли: увы, но мох далеко не всегда растет на севере, а довольно часто опоясывает все дерево или вообще нагло вырастает на южной стороне, муравейники тоже располагаются как им хочется, и ветки деревьев, учебников не читавших, кучно растут не в соответствии со сторонами света, а там, где есть для этого место.
Обыкновенная галлюцинация
В июне начиная часов с трех работать в подмосковном лесу на отклик почти бесполезно: надрываются лягушки, орут соловьи, сороки, сойки и вся данная богом лесу пернатая живность. Сначала надо их перекричать, а потом попытаться услышать что-то в ответ, обычно это малорезультативно.
