Просветленными называли юнитов, которые ни с того ни с сего начинали видеть пророческие сны. На всей Дее их было от силы человек пять-шесть.
И все же стратегия Хедеры работала, и ребят пропускали.
– И ты говоришь, что это я рискую попасть на тетрасомату? – усмехнулся пунцово-красный Маат. Казалось, даже его виски покраснели.
– Я просто обеспечил нам места в первом ряду, – подмигнул Тласпи. – Верно, Нут?
Но Нут не было рядом. Она исчезла, растворилась в толпе.
– Жаль, самое интересное пропустит, – покачал головой Хедера.
Маат оглянулся вокруг: нигде не пылал яркий огонь волос Нут. Странно, куда она могла подеваться?
Колокол прозвонил трижды. Три минуты до начала тетрасоматы. Маат оглянулся в последний раз – вдруг Нут все же покажется? – и забыл, как дышать. Группа из четырех взрослых юнитов шла через толпу.
Их длиннополые черные плащи подметали землю, нос и рот скрывали противопылевые маски, а на глазах были очки-консервы. Впереди устало шагали молодые юниты: каждый из них смерил Маата пристальным взглядом, отчего тот буквально вжался в землю. Замыкал шествие самый старший, с внушительным Тором Макси на плече. Проходя мимо юного Хоста, он вдруг сдвинул очки на лоб и как бы между делом подмигнул ему. Пронзительно синие глаза юнита резко выделялись на загорелом пыльном лице. Не осознавая, что делает, Маат Хост улыбнулся и подмигнул в ответ.
«Вот я лопух», – подумал он, глядя вслед уходящим чужакам.
– Что эти забыли здесь? – пробормотал Тласпи себе под нос. Юнитов он недолюбливал, как и все обычные морфы. – Ладно, идем! Вон, в первых рядах место есть…
Словно в бреду Маат прошагал за Хедерой. Уселся на длинную скамью, построенную специально для тетрасоматы. Прямо перед ними располагался тетрон – крест, на котором будет распят преступник. Да уж, действительно лучшие места!
Колокола пробили полдень. На смотровую площадку взошел пожилой человек, одетый в красное. Он прихрамывал и опирался на трость с серебряным набалдашником в виде черепа. Перегнувшись через балюстраду, старик оглядел толпу, которая собралась внизу. Медленно и властно вскинул руку в приветственном жесте. Людской рокот немедленно стих: тетрасомата началась.
Пожилого человека звали Кастор, и он был главным аксоном Храма Единства.
– Приветствую вас, сыны и дочери Деи! Морфы и юниты, мужчины и женщины, старики и дети! – Голос аксона был надтреснутым, но все еще нес в себе силу и власть. – Вы собрались здесь, чтобы увидеть, как вознесется тот, кто нарушил заветы Деи, как искупит он свои грехи…
Бла-бла-бла… Искупит грехи. Почему бы прямо не назвать это казнью? Маат пытался смотреть на аксона, как этого требовали правила, но солнечный свет нещадно слепил его.
– На, возьми, морф, – сказал кто-то по соседству.
Повернувшись, Маат едва не упал в обморок: тот самый юнит с пронзительными глазами сидел рядом!
– Спасибо, – ответил Хост, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно.
Он взял очки-консервы и натянул на глаза. Они были чуть велики и сразу же сползли вниз, зато аксон Кастор предстал перед Маатом словно на ладони.
– Встроенные оптические линзы? – спросил он.
– Верно, морф, – хмыкнул юнит. – Разбираешься.
Маат с трудом скрыл улыбку гордости. Еще бы он не разбирался! Он же с самой колыбели мечтал владеть технологиями юнитов!
– Кстати, меня зовут Маат Хост, – представился Маат и тут же почувствовал себя полным идиотом: ясное дело, юниты прибыли на тетрасомату не для того, чтобы знакомиться с местным населением.
Сосед кивнул, но представляться в ответ не спешил, что еще больше расстроило Маата.
– Твое имя означает «хозяин своей жизни», – не спрашивал, а утверждал юнит. Он говорил тихо, словно себе под нос, но Маат отчетливо слышал каждое слово.
– Наверное. Я не задумывался, – как бы равнодушно ответил тот.
А затем ни с того ни с сего вдруг выпалил:
– Я буду жить Вовне, когда мне исполнится шестнадцать.
Маат покосился на юнита, но тот не отрываясь смотрел на аксона Кастора, произносящего речь. Хотя, возможно, он мог видеть болтливого соседа благодаря своему усиленному периферическому зрению.
– Многие из наших с удовольствием поменялись бы с тобой местами, – заметил незнакомец. – Внутри Кольца гораздо безопаснее, к тому же потоп и засуха…
– Я знаю, знаю. – Маат был так взволнован, что посмел перебить юнита. – Я не боюсь лишений. Я… – Здесь он на секунду запнулся… – Я хочу на орбиту.
В этот момент чужак напрягся. Он привстал со скамьи, словно хотел рассмотреть, что происходит на балконе. Маат тоже взглянул наверх и обомлел: охрана наконец привела преступника.
Он не был похож ни на морфа, ни на юнита. По правде сказать, приговоренный был одет так странно и выглядел настолько потусторонне, что становилось ясно: бедолага попал на эту планету случайно. И уж точно не был преступником, нарушившим заветы.
Благодаря линзам юнита Маат мог разглядеть одежды упавшего с неба. Они походили на змеиную чешую и плотно облегали мускулистое тело. Должно быть, костюм умел подстраиваться под окружающую среду, потому как имел цвет пыльных камней Деи.
Тело незваного гостя украшали свежие побои и ссадины, и от этого в сердце Маата шевельнулась жалость. Лица преступника все еще было не видно: на нем был шлем с горчичной полосой поперек. Она была словно метка или опознавательный знак для своих, которых он больше никогда не увидит.
– Упавший с неба! Ты приговариваешься к распятию на кресте, – произнес аксон.
Старик устал от длинных речей на солнце, и его помощница, тоже в красном, принесла платок, чтобы вытереть ему пот со лба. – Ты будешь висеть здесь без воды и морфия еще сутки, и личинки каракуртов будут медленно умерщвлять твою плоть.
Маат закусил губу: почему такая медленная смерть? Даже убийцам просто отрубали голову!
– Предлагаю другой расклад, аксон Кастор! – громко произнес юнит, сидящий рядом с Маатом. Он поднялся с места, и все до одного морфы уставились на него.
– Юнит Криди? – Кастор опасливо высунулся из-за балюстрады, словно опасался, что этот человек может взлететь к нему. – Заветы Деи велят казнить каждого, кто…
«Криди? Это Валентин Криди?! – Маат с восторгом смотрел на главу орбитальной станции юнитов. – Как же я мог не узнать его?»
– Заветы Деи не распространяются на тех, кто в моей юрисдикции, – сказал Валентин, и Хосту показалось, что фразу «заветы Деи» он произнес с иронией. – Этот человек – астронавт, и я имею полное право забрать его Вовне.
В толпе послышался шепот. Еще никто и никогда не позволял себе прерывать аксона Кастора. Нарушать ход тетрасоматы. Маат смотрел на Валентина Криди и ощущал, как уважение к нему взлетает до небес.
