– Хорошо. Мы пришли, – сказала Ава.
Мы спускаемся в подземку, оставляем сумки на сканере, а сами проходим через рамочный металлоискатель.
У многих людей проездные, как у Авы, а мне приходится покупать билет. И то и другое нужно прикладывать к считывающему устройству. Вокруг полно людей.
Последний раз я ездила в метро пару лет назад, до выборов. Но и тогда меня сопровождали, и не один друг, как сейчас. Было это до того, как здесь ввели проверки, как в аэропортах.
Я с любопытством разглядываю людей вокруг, но Ава шепчет в самое ухо:
– Не пялься. Людям это не нравится.
Теперь я смотрю на свои туфли, стены и не могу решить, куда деть взгляд.
– Расслабься, – говорит Ава.
Пять станций, затем пересадка на другую линию. Я насчитываю еще шесть станций, потом мы сходим и поднимаемся по лестнице.
– Который час? – спрашивает Ава, и я смотрю на часы.
– Еще двадцать минут.
Мы выходим из подземки и идем по улице. Мне кажется или воздух буквально трещит от напряжения? Люди повсюду. В Лондоне так всегда? Не знаю.
Мы сворачиваем налево, где указал Лукас. Все рассчитано: сколько людей нужно, чтобы растянуться цепью от улицы до улицы, и мы часть этого – длинной людской реки, протянувшейся до Сент-Мэри-ле-Боу.
Я вижу Лукаса, прежде чем он замечает нас. Его трудно не заметить с таким ростом. Свет фонаря играет в его волосах. Мы подходим почти вплотную, когда он нас наконец замечает.
– Сэм? Не узнал тебя. Ты пришла! – Он поочередно обнимает меня и Аву. Я не против, но Аве явно не по себе, хотя она не говорит ни слова.
– Я же обещала.
– Знаю, но для тебя это наверняка не просто. Поэтому спасибо.
Вокруг снуют люди, будто случайные прохожие, но вот Лукас указывает нам место, и люди выстраиваются в ряд.
– Это моя сестра, Молли, – Лукас представляет девушку с темными, как и у него, волосами, – и мой младший братишка, Ники. Он должен был сидеть дома, но увязался за Молли, так что ничего не поделаешь. – Мальчик лет четырех или пяти посмотрел на меня и улыбнулся. У него светлые волосы, чуть темнее моих, но встречаются совсем белые пряди. – А это мой дядя, Гил, художник. Помнишь?
Время пришло.
Мы беремся за руки. Молли держит Ники, Лукас держит Ники и меня, я держу Аву, а Ава – меня и дядю Лукаса. Жители Лондона всех возрастов и цветов кожи, одетые бедно и богато, рука в руке растягиваются в бесконечную линию.
Машины тормозят, сигналят – цепь людей перекрывает движение.
– Получается! – восклицает Лукас. – Правда получается!
Люди прибавляются. Случайные прохожие или водители останавливаются, спрашивают, что происходит, и присоединяются или просто подбадривают.
И внутри зарождается чувство, которого я прежде не испытывала. Мы стоим вместе за мир, против насилия и требуем ответов от правительства.
Вниз по улице установили возвышение с микрофоном.
– Там родители Кензи, – объясняет Лукас. – Они ждут… а, вот и они.
Журналисты. Камеры. Лукас указывает на женщину с камерой: это его мама. Она тоже журналист.
Мама Кензи улыбается сквозь слезы. Папа вытягивает руку, и шум утихает.
– Это наш Лондон, – говорит он. – Мы хотим его вернуть. Мы собрались здесь, обычные люди, чтобы добиться одного – мира и безопасности для наших детей. Нас обвинили в связях с анархистами. Но вынуждены были отпустить благодаря доказательствам. Наш сын, наш мальчик… – Его голос дрогнул, он помолчал. – Кензи испугался и побежал, ему выстрелили в спину. Вчера он скончался. Мы хотим оплакать его мирно, без насилия.
И все плачут, не выпуская рук.
До чего же прекрасно!
Но в тот момент вмешалась полиция.
24. Ава
Оружие. У людей из толпы вокруг и из нашей цепочки. Будто специально ждали появления полиции. Яростные крики, и толпа устремляется на полицейских.
Только что родители Кензи призывали к миру и сейчас просят всех успокоиться, прекратить насилие, но их никто не слушает. Помост сбивают, и они пропадают из виду.
– Бегите! – кричит Лукас, и мы бежим: Сэм, Молли, Лукас с младшим братом на руках. Море людей не желает драться и пытается выбраться, но мы застряли между полицией, вооруженной дубинками и щитами, и теми, кто прятал оружие.
Молли ударили по голове, и она упала. Я поднимаю ее – она в крови. Где Сэм?
Сэм? Я зову ее. Лукаса и Сэм не видно.
Незнакомец хватает нас с Молли и тянет прочь, подальше от шума, стрельбы и хруста костей – удары так и сыплются на руки и головы. Мы втроем, Молли, я и незнакомый парень, вытащивший нас, ныряем в переулок, и все затихает.
– Где мои братья? – плачет Молли, а парень ее обнимает.
– Мы вытащим тебя отсюда, потом я вернусь и поищу их. Ты в порядке? В порядке? – повторяет он и, вопреки протестам, утягивает нас дальше. Дважды стучит, и дверь открывается.
– Заходите, живо, – велит добродушная женщина лет шестидесяти и цокает языком. Потом видит Молли, усаживает ее на стул и принимается стирать полотенцем кровь и слезы, струящиеся по ее лицу. Парень устремляется к двери, не слушая уговоров женщины.
Я следую за ним.
Я должна найти Сэм. Больше ничего сделать не могу.
Мы вновь попадаем в ночь.
25. Сэм
Всюду тела. Крики, вопли. В голову летит палка, но Лукас каким-то образом ее отклоняет, а я запинаюсь и падаю. Толпа уносит Лукаса. Я не могу подняться, пытаюсь, но меня сбивают снова и снова. Я отчаянно стараюсь встать, но тут меня хватают за плечо, вздергивают на ноги и тащат прочь, почти несут.
Мужчина, лет двадцати с небольшим, коротко стрижен, одет в простой темный костюм. Я его не знаю и безуспешно стараюсь вырваться из болезненной хватки. Полиция выпускает нас за ограждение, и он тащит меня, не останавливаясь. Наконец беспорядки остаются в стороне.
– Перестань вырываться, Саманта Грегори, – говорит мужчина. Он знает меня? От изумления я встаю как вкопанная.
– Кто вы?
Он не отвечает и открывает дверь машины.
– Садись. Отвезу тебя домой.
Я пристально на него смотрю и не двигаюсь с места. Тогда он лезет в карман за удостоверением.
Правительственным удостоверением. Агент Коулсон?
Я забираюсь в салон на заднее сиденье.
Меня трясет. Где Лукас? Ава? Ники? Молли? С ними все хорошо? А что с родителями Кензи?
Что случилось?
Слишком много вопросов и очень страшно. Я вынимаю из кармана телефон, но экран треснул и не реагирует на прикосновение. Наверное, разбила при падении.
