– Может, останемся сегодня дома?
Папа пристально на меня взглянул.
– Моя умница, малютка Ава не хочет идти в школу? Удивительно.
– Я чувствую себя не в своей тарелке от всего произошедшего… и происходящего.
– Сохраняй спокойствие и продолжай в том же духе – слова из прошлого, но что еще остается? – Папа встает и, наклонившись, целует меня в лоб. – Я не настаиваю, можешь остаться дома.
Но тут я вспомнила сообщение Сэм: «Увидимся завтра».
– Нет, ты прав. Пойдем.
– Вот теперь я тебя узнаю.
Мы сели в машину, но, прежде чем тронуться, папа еще некоторое время слушал радио, подбирая лучший маршрут. Сначала мы не заметили ничего странного – те же привычные улицы. Только у людей поменялась походка, изменилось выражение лиц, всюду раздавались торопливые шепотки.
Потом я стала замечать граффити. Наш район всегда разрисован, но теперь в неожиданных уголках, на стенах, даже на тротуарах появилась свежая красная краска, и везде одна надпись: «Власть А2 навсегда». Вчера этого не было. Внутри меня все похолодело: неужели вчера в протест вмешались А2?
Повсюду непривычно много полицейских, и почти на каждой улице нам встречаются патрульные машины. Горизонт затянуло дымом – в новостях говорили о пожарах.
Мы едва ползем в густом потоке машин: сдвинулись, остановились, снова чуть проехали. Впереди горит «красный».
– Я могу отсюда добраться на метро, – предлагаю я. Здесь, за углом, как раз станция подземки.
– Нет, я тебя довезу. Не уверен, что приедем вовремя, но…
Он резко замолчал, повернул голову налево, и я проследила за его взглядом. Люди с криками выбегали из подземки.
Вдруг земля под нами вздрогнула и затряслась.
– Из машины! – закричал отец. Мы открыли двери и побежали.
29. Сэм
Мне хочется схватить папу, встряхнуть его и закричать, чтобы он выслушал. Но я будто онемела.
Это игра: мы желаем друг другу доброго утра, передаем тосты и вместе садимся в машину. По пути в Вестминстер папа планирует высадить меня у школы – наверное, хочет убедиться, что я больше не совершу ошибок.
Мы выезжаем из дома.
– Вчера я забыл тебе сказать, – говорит папа. Забыл или просто отвлекся, когда дочь притащил домой правительственный агент? – Я узнал кое-что о матери твоей подруги Авы. Это целая история.
Я внимательно жду продолжения.
– Что там?
– И, боюсь, не самая счастливая. В медицинских записях значится, что у нее была злокачественная опухоль – она умирала. Вероятно, поэтому и уехала.
Дыхание перехватило. У мамы Авы был рак? Бедняжка Ава.
– Но как болезнь связана с отъездом?
– Все случилось в День расставаний: евры решали остаться или уехать, пока границы не закрыли. Но, по новым правилам, все, кто оставался, обязаны были заново получить гражданство, а вместе с ним и все права и привилегии. Но до получения гражданства бесплатная медицинская помощь не полагалась. Думаю, в этом причина отъезда.
– Ава не знала, я уверена. Почему родители скрыли это?
– Иногда родители скрывают от детей правду, чтобы защитить их. – Он посмотрел на меня, будто хотел этим что-то сказать, но я не обратила внимания.
Как рассказать Аве? Стоит ли вообще рассказывать? Для нее нет ничего хуже неизвестности, но нужна ли такая правда?
Я смотрю в окно. Движение все замедляется и, наконец, останавливается.
Впереди горит «красный».
По тротуарам на работу и учебу спешат люди, и, наблюдая за ними, я размышляю: может, кто-то из них вчера тоже участвовал в протесте?
И вдруг толпа заволновалась. Все взгляды обратились в одну сторону. Лица наполнились ужасом.
Люди с криками срываются с мест.
Папа спрашивает водителя, что происходит, а я отчаянно пытаюсь разглядеть. Люди бросаются врассыпную. Под ногами у них мелькают размытые красные буквы.
Толпа рассеивается и отчетливо проступает надпись. Граффити «Власть А2 навсегда».
– Увези нас! – велит папа водителю. Но как? Со всех сторон нас обступили машины. И тут мы ее видим. Толпа расступается перед девушкой. Она одета в школьную форму и широко улыбается, но поверх одежды накинуто вовсе не пальто. И я не верю собственным глазам. Провода, электроника – это массивный пояс смертника.
Она что-то сжимает в руке.
– Всем лечь! – приказывает голос. И секундой позже раздается выстрел, и я замечаю женщину-полицейского, которая держит оружие. Девушка запрокидывает лицо… алое… алое, как краска….
А потом… потом…
ВСПЫШКА.
ГРОХОТ.
ЯРОСТЬ.
Часть 2: Порядок
Свобода и безопасность – отвлеченные понятия, и потребность в них зависит главным образом от того, насколько человек голоден и испуган. Прежде свободны, мы нуждаемся в установлении безопасности, экономической стабильности и равенства. Лишь удовлетворив эти потребности, мы можем искать и по-настоящему ценить свободу.
Уильям Армстронг, лидер оппозиции, коалиционные дебаты
Опаснее всего человек, убежденный в правильности своих поступков. Полезнее всего человек, которого ты в этом убедил.
Астрид Коннор, член парламента от оппозиции, личный дневник
1. Ава
Я держу папу.
Он кашляет и пытается что-то сказать.
Кажется, «прости».
– Тише, – велю я. – Это все не важно.
– Я… я так ошибся. Прости меня. – Он судорожно дышит и кашляет, захлебываясь кровью. В уголке рта алые пузыри. Кажется, он хочет сказать: «Люблю тебя».
– Я тоже тебя люблю, папа, – шепчу я. Он замолкает и затихает. Становится бездвижным, и я плачу.
Появляются врачи. Они пытаются оторвать меня от папы, но понимают, что опоздали. Всюду крики боли и страданий. Другим людям тоже требуется помощь, и врачи уходят.
Мы бежали, как и все вокруг, подальше от эпицентра взрыва и дыма, который поднимался из подземки. Но на углу столкнулись с ним. С парнем, на котором был надет пояс. Пояс смертника.
Отец повалил меня на землю и прикрыл собой. И этим спас.
Отца больше нет, но я не выпускаю его из объятий. Больше я сделать ничего не могу.
2. Сэм
Почему время замедляется, когда случается что-то плохое? Не для того ли, чтобы мы запомнили и запечатлели в памяти каждую деталь и потом без конца переживали случившееся?
