– Так это была ты? Прости, что заставила тебя волноваться.
Я качаю головой: от нетерпения и растерянности не могу подобрать слов, что для меня не характерно, но мне удается выразить свои чувства:
– Это изумительно!
– Что?
– Идея, тег, весь замысел «БЕДЫ». Я в восторге. Это удивительно, восхитительно и смело. Я хочу присоединиться.
– Нет, Ава. Это слишком опасно.
– Что? А для тебя – нет?
– Я имею в виду, что тебе нельзя оступаться.
Я пожимаю плечами.
– Не думаю, что замдиректора сможет отнять мою стипендию из-за какого-то поста. – Я пристально смотрю на Сэм. – Ты что-то утаиваешь. Что ты скрываешь?
– Прекрати, пожалуйста. Перестань читать мои мысли. Меня это пугает.
– Скажи мне, Сэм.
– Это касается твоей стипендии. Я узнала только после твоего переезда: школа не давала тебе повышенную стипендию. Расходы покрыл папа.
Я в изумлении смотрю на нее. Мне и раньше приходило в голову, что это родители Сэм просто хотели нас таким образом разлучить, но решила, что неблагодарно подозревать в подобном людей, которые столько для меня сделали.
– Но зачем притворяться? Почему просто не рассказать?
– Или хотя бы не спросить, чего ты хочешь?
– Так это все-таки доброта и щедрость или…
– Или контроль и покровительство?
– Э… Да. Думаю, всего по чуть-чуть.
– Слушай, у нас произошла большая ссора. Он считает, что я не в состоянии принимать решения или судить, что хорошо, а что плохо. Но это касается не только меня, а всех людей определенного возраста. За нами надо присматривать, потому что нам очевидно нельзя доверять. Мы опасны для самих себя и друг для друга. Ему и в голову не придет спросить, чего ты хочешь.
– Ты злишься на него, да?
– Да. Есть немало причин. Только подумай. Они, все их поколение, привели страну к упадку. Что они сделали, когда Европу охватили политические и экономические волнения? Они проголосовали за выход из Евросоюза. А ведь большинство этого на самом деле не хотело, ну, или попросту поленилось голосовать, или проголосовало будто бы наперекор государству – и вот к чему это привело. Границы закрыли, людей вышвырнули, многим, как твоей маме, просто не оставили выбора. И все становится только хуже и хуже. Но виноваты почему-то оказываемся мы.
– Ты права. Винят нас, но мы всего лишь не согласны с тем, что сделали они. Хочу помочь, хочу участвовать. И не просто хочу – мне это нужно: я чувствую себя снова живой, когда перестаю думать о своих проблемах.
– Не позволю тебе рисковать из-за меня.
– Это не из-за тебя, Сэм. Этого хочу я – ради себя. Я так решила.
Она вздохнула.
– Не прощу себе, если с тобой из-за меня что-то случится. – Она откидывается назад, и я внимательно ее изучаю.
– Что случилось?
– Я принесла сегодня телефон в школу.
– Сэм! Что с ним случилось?
– Я удалила все данные. Шарлиз увидела и забрала телефон. Они выспрашивали, откуда у нее незарегистрированный телефон. Я очень боюсь, что на нем найдут какие-то следы и она попадет в неприятности.
– Ты же не заставляла ее.
– Нет. Но, думаю, она считает, он нужен мне, чтобы общаться с Лукасом.
– Она думает, вы встречаетесь? А вы встречаетесь?
– Мы не мешаем людям так думать, – говорит она, но чувствуется какая-то неуверенность в словах – то ли ей неуютно из-за маскарада, то ли потому, что между ними и правда что-то происходит. – Наверное, стоило рассказать Шарлиз правду. Лукас решил использовать ее втемную как посыльного – спрятал телефон в коробке, о чем Шарлиз не знала.
– Значит, ее втянул Лукас, а не ты.
Сэм задумчиво склонила голову.
– Наверное. Хотя я сама просила Шарлиз и Рут организовать нам с Лукасом встречу, не объясняя причин.
– Это не то же самое, что подложить кому-то незарегистрированный телефон, – возражаю я, и чем больше думаю об этом, тем больше мне не нравятся действия Лукаса. Хоть я и думаю, что они с Сэм поступили храбро и правильно, честно ли использовать Шарлиз?
– Не знаю. Наверное. Нужно было после все ей рассказать, да?
– Думаю, правда бы немного запоздала. К тому же безопаснее для нее не знать, в чем вы замешаны. По крайней мере теперь, если спросят, она может честно ответить, что ничего не знает о «БЕДЕ».
– Но если бы я рассказала, она хотя бы знала, как опасно брать телефон.
– Уже ничего не поделаешь.
– Пожалуй, что так. – Она выглядит измученной. – Я была ей плохой подругой последнее время. Но ты права. Я не могу принимать за нее решения или за тебя, как и ты не можешь принимать за меня.
– И?
– Пожалуй, ты в силах кое с чем помочь. Мне надо подумать.
28. Сэм
На следующий день Шарлиз не пришла в школу, и от страха за нее внутри все сжалось. Что с ней? Ее арестовали? Может, она просто болеет, подхватила грипп или что-то в этом роде, но это мало похоже на правду.
Я отправляю ей сообщение через школьную систему. Потом по электронной почте. Никакого ответа.
Я нашла Аву и рассказала ей, что произошло. Мы идем в ее комнату за телефоном.
Сначала я звоню Шарлиз на мобильный, но меня переадресует на автоответчик: «Данный номер больше не обслуживается». Краска сбегает с лица. Я набираю домашний номер Шарлиз.
Отвечают быстро, после первого же звонка.
– Да? – напряженный голос матери.
– Привет, это Сэм. Я…
– О, Сэм… Шарлиз… ее…
– Что случилось?
– Ее арестовали. Слушай, мне нельзя занимать линию. Пока.
Щелчок и гудки. Я смотрю на телефон в руке. Передаю его Аве. Она уже все поняла по моему лицу или снова прочитала мысли.
– Арестовали?
– Да, – отвечаю я, и тяжесть случившегося надавила на плечи.
– О нет.
– Мне нужно пойти и рассказать правду. Да?
– Тогда вас обеих арестуют. Ее все равно накажут, ведь она соврала про телефон.
Я смотрю на Аву и качаю головой.
– Если решат, что она выкладывает посты от имени Джульетты под тегом #БЕДА, то наказание будет явно хуже, чем за вранье о телефоне.
– Ты еще не знаешь, может, они никак не связывают телефон с постами Джульетты.
– Но за что тогда ее арестовывать? Я должна сдаться.
– Просто подумай. Как еще сейчас можно помочь Шарлиз? Не бросать «БЕДУ». Сделать ее частью движения: еще один подросток пострадал просто из-за наличия незарегистрированного телефона. Еще одна жертва режима. Если появится новый пост от Джульетты, станет понятно, что Шарлиз не имеет к этому отношения, раз настоящая Джульетта все еще на свободе.
