Обрушивается темнота.
Я всегда буду вести себя хорошо! Обещаю!
Он печально качает головой. И уходит.
Папочка! Я кричу, но его нет.
Прерывистый вдох. Это просто сон. Правда? Я шевельнулась, и голова взорвалась болью. С усилием я открываю глаза.
Где я?
Тусклый свет. Я в кровати, с металлической трубки под потолком свисает штора. Как у больничной койки. Я в больнице?
Я пытаюсь сесть, но что-то мешает, не дает подняться. Я слегка поворачиваю голову и задыхаюсь от боли.
Наручники. Меня приковали к кровати на колесиках.
Приглушенные звуки, дверь. Голоса. Я отчаянно пытаюсь освободиться.
– Ага, очнулась, как вижу, – рука раздвигает веки, и резкий свет несколько раз больно ударяет по зрачкам – сначала один глаз, потом другой. Я смаргиваю слезы.
– Где я? – Голос звучит хрипло, горло саднит – я ведь кричала не только во сне?
– В больничном изоляторе при Новой лондонской тюрьме.
4. Ава
Той ночью я проверяю новости каждый час.
Говорят, что технические неполадки привели к сбою интернета и телефонной сети. Ну конечно. Диктор новостей с серьезным лицом рассказывает, что во время вооруженного протеста у Вестминстера погиб член парламента, более десятка офицеров полиции и множество случайных свидетелей; еще больше раненых. Коротко сообщается о схожих протестах в других городах. Правительство обещает, что все виновные лица будут наказаны по всей строгости закона.
Закона? Как можно говорить об этом с таким невозмутимым лицом?
Как можно сидячую забастовку приравнять к вооруженному протесту?
Сэм, Лукас и «БЕДА» не допустили бы никакой жестокости, я уверена.
Что же случилось?
Выяснилось в десятичасовых новостях.
– Срочное сообщение. – Диктор краснеет, будто не может поверить написанному.
– Были установлены личности двоих организаторов насильственных протестов, которые сегодня прокатились волной по всей Британии. Под псевдонимами Ромео и Джульетта скрывались Лукас Экономос, сын опальной журналистки Гианы Экономос, и Саманта Луис Грегори, дочь заместителя премьер-министра Мертона Грегори.
На экране появляются их фотографии. И я не могу оторвать взгляд от Сэм, так я по ней соскучилась. Они выбрали редкую фотографию, на которой Сэм без своей обычной маски «дочери политика». Она раздражена и сердита. У Лукаса лицо злое.
– Они приобрели широкую известность в интернете и подбили большое количество подростков на организацию насильственных протестов против властей. А теперь прямое включение с Даунинг-стрит.
Камера крупным планом показывается Даунинг-стрит, затем фокусируется на двери. Выходит Армстронг, а за ним следует Грегори. Они подходят к подготовленному помосту.
– В свободном и честном обществе нет места насилию инакомыслящих, кем бы они ни являлись, – заявляет Армстронг. – Подобное не допустимо.
Грегори бледен. Я представляю его боль и мучения, но вижу лишь ледяную ярость и решимость.
5. Сэм
Первым меня навестил Коулсон.
И тут же покачал головой.
– Я отчаянно пытался помочь, и смотри, что ты наделала. Из-за тебя я проиграл. А я никогда не проигрываю.
Я не отвечаю.
– Я все еще могу помочь тебе.
Я отворачиваюсь.
– Мы можем доказать, что аккаунт Джульетты создала не ты. Скажем, что ты действовала по принуждению. Но придется нас поддержать, отречься от насилия, которое совершалось от твоего имени.
– Насилие творили полиция и А2. К нам они не имеют никакого отношения. У нас разные цели.
Он кивает, не спорит.
– Пусть так, но ты участвовала в групповом акте вандализма, стояла во главе движения, и, даже если ты не руководила действиями группы, в глазах закона ты все равно виновата. Если, как ты говоришь, ты не поддерживаешь А2, почему бы не заявить об этом публично?
– Но вы хотите, чтобы я отказалась от всего, не только от А2. А я не могу этого сделать.
Он вздыхает.
– Ты еще не поняла, что была просто марионеткой? Лукас Экономос мог и не знать, что Джуро Адачи и его родная сестра Молли оба состояли в А2, – он стал их послушным орудием. Они с самого начала нацелились на тебя, захотели вовлечь. Им нужен был человек, за которым все последуют, который сможет встряхнуть людей, привлечь их внимание. Им нужна была ты.
– Я вам не верю, – говорю я, но невольно задумываюсь о том, что раньше не вызывало сомнений. Все как будто шло своим чередом, но так ли было на самом деле? Лукас специально нашел меня на благотворительном ужине, где мы впервые встретились. Вспоминаются слова Авы: странно, что Лукас издалека приехал на вечеринку к Шарлиз, когда его друг Кензи только что попал в больницу с ранением. А еще он тут же доверил мне свои секреты. Он звонил едва знакомому человеку, когда умер Кензи и когда забрали его мать.
Лукас специально рассказывал мне такое, отчего мне хотелось ему помочь.
Я прячу изумление – обдумаю все позже.
– Это еще не все. Джуро рассказал, даже с некоторым бахвальством и гордостью, что тебя специально выбрали, чтобы уничтожить отца. Все, что происходило у Вестминстера, было нацелено именно на него – поставить в невозможное положение и подорвать авторитет власти.
Его слова приводят меня в ужас. Впервые в жизни я выступила за то, во что верила, приняла независимое решение, хоть для этого и пришлось пойти против собственного отца. Но неужели все это время мной просто играли, чтобы заманить в нужное место, и все из-за папы?
Как мог Лукас так со мной поступить?
Я качаю головой. Нет. Даже если Лукас намеренно нашел меня, чтобы поставить во главе движения, я сама выбрала себе цель, в которую верила… верю! И Лукас не знал, что Джуро и Молли состояли в А2. Не мог. В это я ни за что не поверю.
– Пусть так, но это ничего не меняет. Я поступила правильно.
Он качает головой.
– Не понимаю тебя.
– Знаю. Я остаюсь верна своим принципам.
И вновь он качает головой, на этот раз неодобрительно, будто говорит: не самое лучшее качество.
– Вы все считаете себя очень умными. Мы знали о ваших планах, но не остановили, позволили действовать. Неужели вы и правда верили, что столько инакомыслящих сможет незаметно подойти к Вестминстеру? Что можно пройти через пропускные пункты по чужим удостоверениям? Вы дошли только потому, что вам позволили.
И снова меня охватывает ужас, но в этот раз мне не удается скрыть чувства.
