– Вы все знали, но не вмешались? И как же быть с погибшими?
Некоторое время он раздумывает над ответом, потом пожимает плечами.
– О том, что в ваши ряды проникли А2, мы знали не больше вашего, иначе бы приняли меры. Мы не мешали вашей сидячей забастовке, чтобы собрать в одном месте сразу всех несогласных, вычислить их личности и разобраться со всеми разом. И мы все заблокировали, не дали информации разойтись.
– Заблокировали? В смысле?
– Интернет, телефонную сеть – все. Чтобы ничего не просочилось. Ни единого изображения. – Он поднимается, чтобы уйти. – Если передумаешь и захочешь поговорить, скажи охране. Но не раздумывай слишком долго.
Я все еще не могу прийти в себя от потрясения – последнее подкосило меня сильнее остального. Коулсон уже стоит у двери. Вспомнив, о чем нужно обязательно спросить вопреки страху, я с трудом взяла себя в руки.
– Подождите.
Коулсон оборачивается.
– Что случилось с Шарлиз? Она в этом не замешана. Она пыталась помочь и просто взяла мой телефон.
– Знаю.
– Прошу, скажите.
– И все же она соврала. Но ее отпустили, чтобы подумала над своим поведением.
Дверь с лязгом закрылась.
Хоть этого нет на моей совести – с Шарлиз все в порядке. Я села на пол, прижав колени к груди и обхватив их руками.
Неужели все сказанное – правда? Что Лукас специально меня выбрал? Что Джурро и Молли заставили его сделать это из-за моего отца?
Я считала, что мы поступаем правильно, боремся за важную цель. Я чувствовала себя свободной, но неужели меня намеренно выбрали, чтобы провести по этому пути?
Коулсон сказал, что они заблокировали доступ в интернет и телефонную связь.
Все это время я хваталась за надежду, что Британия и весь мир знают, что на самом деле произошло – мирный протест подавили оружием. Хоть все пошло наперекосяк, когда вмешались А2, если бы люди увидели правдивые кадры событий, они бы точно поняли, насколько происходящее застало нас врасплох. И была крошечная возможность, что люди, увидев это, поднимутся, чтобы остановить насилие, свергнуть правительство и вернуть демократию.
И освободить нас.
Но оказывается, никто на самом деле не знает, что произошло.
Коулсон уверен, что мы причастны к тому, что сотворила А2, поскольку действовали вместе. Неужели их преступления правда ложатся на наши плечи?
Они убили людей. Значит, нас всех будут судить как убийц?
Я раскачиваюсь из стороны в сторону, пытаясь от всего отгородиться. Холодные стены крохотной камеры теперь будто сжимаются. Здесь я проведу всю оставшуюся жизнь? Хочется кричать «выпустите меня», но я не поступлю так, как хочет Коулсон.
Неужели никто ничего не знает?
Да, никто ничего не знает.
6. Ава
Суд начнется лишь через несколько дней. У сторон не будет представителей, и подготовка не затянется на месяцы.
По телевизору покажут только исполнение приговора. Поэтому нам остается лишь ждать.
Школа помогает отвлечься, но эта обычная уверенность кажется неправильной.
Воздух больше не пропитан силой и предчувствием ожиданий, исчезло ощущение, что все возможно. Но мы продолжаем жить, а что еще остается?
Ученицы тенями скользят из класса в класс, не поднимая глаз. Отсиживают положенные уроки, прилежно делают заметки или перемещают пробирки с реактивами на уроках химии.
Кажется, будто все ученицы, вся школа и даже весь город разом задержали дыхание и ждут вместе со мной. Ждут, что случится дальше.
7. Сэм
– Саманта Луиза Грегори, Лукас Дэниель Экономос, Дайша Салах Кхан и Джуро Адачи, встать.
Тяжелые цепи на лодыжках звякают и клацают, когда мы поднимаемся. Голова кружится и все еще болит после удара. Тот день у всех оставил раны.
Нас судили вместе и наказание будут исполнять для четверых. Как и сказал Коулсон, они решили, что мы действовали по сговору, поэтому должны разделить вину за случившееся, хотя все сказанное в суде едва ли относится к действительности, но нам не позволили говорить. Друг с другом тоже, но я чувствую взгляд Лукаса, его вину: глаза буквально кричат «прости» – так же я смотрю на Дайшу. Она оказалась здесь по моей вине. А Джуро поглядывает на меня победоносно и горделиво.
– Вас обвиняют в следующих преступлениях.
И следует длинный список.
Убийство семи человек. Еще больше покушений на убийство и нанесений тяжких телесных повреждений. Подстрекательство к убийству. Криминальные нарушения. Насильственные протесты. Бунт. Подстрекательство к бунту.
Добравшись до конца списка, судья переводит дыхание.
– Вас приговаривают к смерти через повешение.
– Нет, вы не можете так поступить! – это Лукас. Даже в цепях он умудряется вывернуться и обратиться к камерам, чтобы сказать сторонникам «БЕДЫ» – боритесь.
Его утаскивают прочь под всхлипывания Дайши и смех Джуро – он правда смеется или это истерика? Наверное, и то и другое. Какая-то ненормальная часть его сознания думает, что он одержал победу. Но он тоже умрет. Может, этого он и добивался.
А я онемела.
8. Ава
Я прошу разрешения увидеться Сэм в Новой лондонской тюрьме, где их удерживают. Но посетителей к ним не допускают.
Я снова и снова звоню ее отцу, домой и в Вестминстер, но меня не соединяют. Никто со мной даже не говорит.
Наконец я иду к ним домой. Звоню в ворота, через которые меня радушно пропускали, сначала как репетитора Сэм, а потом и как ее подругу.
– Да?
– Это Ава Николс. Хочу поговорить с Мертоном Грегори.
Пауза.
– Его нет дома. Вам назначено?
– Можно назначить?
Еще пауза.
– Подождите.
И внутри зарождается надежда, что он дома, что все-таки увидится со мной.
Но внешние ворота открываются, и выходит Пенни.
– Ава, здравствуй. Что ты тут делаешь?
– Мне нужно увидеть Сэм. Очень нужно! Прошу, помогите. Не могу пробиться ни к ее родителям, ни в тюрьму…
– Забудь, Ава. Уходи. И больше не звони и не приходи сюда, – в ее взгляде неподдельное сочувствие. – Это для твоего же блага, Ава. Сэм точно не хотела бы, чтобы ты попала в неприятности. А теперь иди.
– Но…
– Иди.
Она исчезает за воротами, а я, спотыкаясь, плетусь прочь.
9. Сэм
– К тебе посетитель.
