— Даже согильдийцы могут убить за то, что ищешь сокровищницу? — изумилась я. Они ведь исследователи. Разве не важно для них прежде всего открытие?
— За любую информацию о ней, — протянула Ив, глядя в пустоту перед собой. — Ты не представляешь, как давно ее ищут… И быть может, давно нашли бы, но ведь всегда кто-то обрывает работу конкурента, чтобы начать поиск заново, самому. Теперь я хочу отыскать ее, но выжить. Вспомнить не могу, когда в последний раз достигала успеха и приносила пользу гильдии. Одно разочарование… — тяжело вздохнула она. — А тут еще и балкоры…
— Ты ненавидишь их до такой степени? Не боишься, что призовешь по их души Анью?
Я разглядывала ее точеный профиль, держала за руку, и улыбалась. Только осознала, что Ивеллин умудрилась успокоить меня своим присутствием, беседой, пусть даже деловой.
— Я бы с радостью, — усмехнулась она, — но нужно знать имя обидчика. А мы их даже в лицо не знаем.
— Так почему вы их истребляли? Ив, я не обвиняю вас, если тебе вдруг так показалось, а просто интересуюсь, — быстро добавила к вопросу, а затем пересела удобнее и поинтересовалась: — Яблоко будешь?
— Давай, — согласилась она, тоже устраиваясь удобнее. — Ты меня извини за ту грубость, — неожиданно произнесла. — Мне часто приходилось сталкиваться с работами молодых мудрецов, которые рвались размышлять о войне предков. Многие из них осуждали эльфов, винили гильдию Очищения. Не все добираются до корней эльфийской истории.
Я срезала тонкую кожуру, внимательно слушая мелодичный голос и прикусывая язык каждый раз, когда хотелось уточнить. Пусть рассказывает все…
— Самое опасное место Фадрагоса — край мира. Там, глубоко в Кровавой воде, живут чудовища, способные проглотить дракона. Они не могут подобраться близко к суше, но есть записи тех, кто видел их. Часто ветки древа Жизни обламываются, но мы не замечаем этого — они маленькие. Быстро на их месте вырастают новые. А бывает, — снова залегла морщинка между ее бровей, — тьма просачивается вниз, из-за нее гниют крупные ветки. Когда они обламываются, часть мира, которую удерживала ветка, расшатывается. Если это происходит на крае, то земля уходит под воду. Очень быстро древо направляет свои жизненные силы в эту часть, чтобы земля не рухнула. Вода уходит — и иногда оставляет на суше чудовищ. Если хочешь, то когда-нибудь покажу тебе рисунки очевидцев.
— Хочу, — не раздумывая согласилась я.
Какое же чудовище должно обитать в океанах Фадрагоса, чтобы могло проглотить дракона? Точно не киты…
— После края мира самым опасным считается север. Но не из-за монстров, а из-за холодов. Духи не согревают ледяную землю; они вовсе встречаются там редко. А после следуют леса Фадрагоса. Тварей слишком много, и многие из них учатся. Хитрые, опасные, злые. Ими даже не голод движет, а именно злоба. Но эльфы были рождены в лесу, жили в нем, подстраиваясь под суровые условия. Тогда мы обладали способностью видеть то, что недоступно взгляду других.
— Позволяло Единство с духами? — не удержалась я от вопроса и протянула половинку яблока.
— Да, — кивнула Ив, забирая угощение. — Эльфы находили редкие места в лесу, куда не могли проникнуть твари. Кроме одних, — с хрустом откусила она кусочек яблока и, пережевывая, продолжила говорить: — балкоров. Только соггоры могли признать их разумной расой! — скривилась. — Они принимали обличие эльфов, перенимали их воспоминания, отнимали их силу, а затем приходили в поселения и жили там. Представляешь, Асфирель, — подняла она на меня полные гнева глаза, — тот, кого ты любила, оказывается не тем. Делилась абсолютно всем со своей сестрой, а это оказывался мужчина, принявший ее облик. Кормила и целовала своего ребенка, не догадываясь, что он давным-давно мертв. Ты не представляешь, на что способна их грязная сила! Взрослая особь способна принять любой облик, а потом расти, стареть, как настоящий эльф, фангр или…
Ивеллин говорила еще очень долго, словно выговорилась мне о наболевшем. Все это происходило не с ней, а с ее народом, и очень давно, но ее злость была понятна. Эмоциональное откровение сумело отвлечь даже от мыслей о Кейеле, от крохотного тепла и какого непонятного предвкушения, которое почему-то возникло во мне, как только я услышала знакомый голос. Чего еще я жду от Вольного кроме мести? Ему ни в коем случае нельзя доверять. Он лжец, которого я пока не могу обхитрить.
Солнце клонилось к горизонту, а Волтуар так и не появился. Ивеллин ушла, предупредив, чтобы я не ждала Ромиара. Правитель и без того будет недоволен, что я частенько находилась наедине с другом.
Аппетита не было абсолютно, но с ребятами увидеться хотелось, поэтому в нужное время я отправилась в старую столовую. Вот только Дариэль перехватила меня у входа в мою комнату.
— Почтенная, — склонила она голову. — Вам накрыли в общей столовой.
Я плотно сомкнула губы, чтобы не оскалиться. Меньше всего мне хотелось видеть довольные лица правителей, но выбора не оставалось. Еще на подходе к белоснежной двери до меня донесся смех, от которого все замерло внутри. Я откинула косу за спину, распрямила спину, приподняла подбородок. Вошла, мимолетно окинув присутствующих взглядом — слишком много незнакомых лиц. Любовницы правителей пересели ближе к двери, а я увидела только одно свободное место в самом конце стола. Возможно, рассадка идет по иерархии сословий. Иначе почему Кейел и его эльфийка сидели напротив меня?
На мое появление никто не обратил внимания, даже воркующая парочка не оторвалась от шушуканья друг с другом. Ради приличия я ковырялась в тарелке, украдкой рассматривая ушастую спутницу Вольного. Гильдейский знак похож на венок, или я просто не знаю, что это. Вечернее платье красного цвета плотно облегало хрупкую фигуру, на руках эльфийки вились тоненькие витиеватые узоры татуировок. Она удерживала бокал с цветочным вином и улыбалась, слушая рассказ неизвестного мне шан’ниэрда. Светлокожая, с золотистыми глазами и острым подбородком. Красивая, утонченная, а смех звучал чисто, завораживающе. Почему она связалась с Вольным?
Вольный… Он даже не смотрел в мою сторону. Темно-серая рубашка, почти черная, шла ему. Волосы привычно собраны в хвост, но совсем не взлохмачены. Почему-то разбита губа… Причем кровь еще не успела засохнуть. С кем успел подраться? Необъяснимая вина нахлынула, когда я увидела шрам на пол-лица. Он уродовал Кейела, но я все равно любовалась знакомым лицом. Не могла понять, что цепляло меня в нем. Не понимала, почему так сложно отвернуться от него.
— Хотелось бы пообщаться с Асфирель, — донесся до меня огрызок фразы, сказанной рыжим эльфиором.
— Она многого не знает. Может неосознанно обидеть или повести себя неправильно, — произнес Волтуар.
— Как сегодня? Почему она позволила себе войти в зал заседаний? — спросил шан’ниэрд, сидящий рядом со мной.
Я посмотрела на Волтуара, словила его осуждающий взгляд и потупилась. Любовницы не говорят о политике, не интересуются ею, и мне точно нельзя было входить туда. Подставила его, опозорила? Правильно ли будет сейчас попросить у всех прощения? Или… лучше сидеть молча.
