Показалось, что я привыкла к тишине, а Волтуар все еще неподвижно стоял, склонившись над столом. Духи вспыхнули символом в воздухе, и только тогда правитель вышел из оцепенения. Он спрятал испорченный документ в верхнюю шуфлядку и направился к двери. Прошел мимо меня, не кинув в мою сторону и мимолетного взгляда.
— Все готово, почтенный, — донесся мужской голос от входа.
— Ждите.
Звуки снова оборвались, а позже тепло окутало спину. От объятий я непроизвольно поежилась, но Волтуар только крепче прижал меня к себе. Я дрожала.
— Не бойся, Асфирель, — поцеловав в шею, прошептал он. — Я никогда не причиню тебе вреда.
Я положила руки поверх его, сжала длинные пальцы в своих, но, наткнувшись на коготки, мгновенно ослабила хватку. Тихо спросила:
— В чем я ошиблась? Мне нельзя было брать лук в руки?
Он усмехнулся и на секунду отпустил меня, но только чтобы поднять на руки. Я обняла его за шею, крепко удерживала, пока он не сел вместе со мной на диван. Поцелуй в висок, нежное поглаживание по спине — все так не соотносилось с его проявившимся недавно настроением.
— Для девушек у нас есть другие луки. Они стреляют по праздникам, выигрывают сладости, дешевые украшения, статуэтки из дерева… Развлекаются. Я злюсь не на тебя.
— На Вольного? — нахмурилась я.
Волтуар погладил мою щеку, волосы, а после надавил на голову, и я вынужденно прижалась к его плечу. Насколько могла обхватила его руками, обняла, как если бы в самом деле был мне дорог.
— На себя, — тихо ответил он. — Я злюсь на себя, Асфирель. Мне хочется о многом тебе рассказать, чтобы ты поняла меня, но обязательства не позволяют. Многое навалилось… Но ты не виновата.
— Тогда почему вы запираете меня? — полушепотом поинтересовалась, потершись щекой о плечо и закрыв глаза.
— В первую очередь для твоей безопасности. Я снова обращался к сильным духам Цветущего плато, они будут оберегать тебя, пока я не вернусь.
— Но только в пределах моей комнаты, — вспомнила я случай с Сиелрой. — И от кого защита?
Я попробовала поднять голову, чтобы увидеть лицо Волтуара, но он не позволил — прижал к себе.
— Я верю тебе, — жестко произнес он. — Верю, что Вольный способен обмануть духов. Не хочу, чтобы ты пострадала.
Я затаила дыхание, ожидая продолжения, но Волтуар молчал. Он что-то знает? Кейел передумал о перемирии?
— Почему вы…
— Я не могу обо всем рассказывать тебе, — перебил Волтуар, а затем мягко поинтересовался: — Твое любопытство можно как-то контролировать? Я скучал по тебе.
И что необходимо ответить ему?
— Вы пропали, — прошептала я.
— В регионе произошло несчастье, — шумно выдохнул он. — Любовницам не рассказывают о горестях, чтобы не портить вам настроение. Но тебе, наверное, следует узнать. Надеюсь, тогда ты поймешь, почему я не сдержался только что. Я не злюсь на тебя, — повторил, а затем, поглаживая меня по голове, сказал тише: — Я еду на казнь, Асфирель.
Я напряглась, вспоминая Васгор с его убранством. Жатва безымянных — чудовищное зверство.
— Арлун наведалась в деревню на окраине региона.
— Кто это? — спросила я. — Кто-то вроде Аньи?
— Кто-то вроде Аньи, — в голосе Волтуара послышалась улыбка, но горечь она не затмила. — Арлун приходит к нуждающимся и помогает им. На первый взгляд, ее поступок несет лишь доброту, однако в расчетливости Повелительнице коварства нет равных. Она приходила слишком редко в Фадрагос, а может, и часто, но мы не знаем — у нее всегда разный облик. Сейчас она наведалась во сне к молодому человеку. Его мать появилась в деревне на поздних сроках, о муже ее никто не слышал, из какой гильдии была тоже неизвестно. Местные предполагали, что изнасиловали девушку, и она скрывалась. Роды были трудными, она не выдержала. Парня кое-как выходили, кормили молоком мсита, попеременно передавая его из рук на руки. На двадцать четвертом периоде ему отдали крохотный дом, где только-только умерла одинокая травница, отправили жить туда…
Я нахмурилась, переводя периоды в привычные годы. Получается, мальчику было чуть больше шести лет. Не рано для самостоятельности?
Волтуар продолжал говорить, но как-то осторожно, подбирая слова:
— Он часто болел, недоедал — вырос несуразным. На его лице были болотные гнойники, волосы редкие, кости кривые, а зубы…
— Он был страшным, — решила помочь я правителю.
— Непривлекательным, — поправил Волтуар, но замолчал ненадолго, а затем все же согласился: — Юноша был очень страшным, Асфирель. От него никто не скрывал, что случилось с его матерью, и слухи об отце-насильнике тоже были ему известны. Многие не любили его только из-за внешности и происхождения, но при этом он оставался добрым, отзывчивым. Да и как бы жители не относились к нему, они все равно нашли ему работу и поделились кровом. Но совсем недавно произошло чудо: вместо привычного страшного юноши на улице появился здоровый, сияющий красотой мужчина. Изменения в его внешнем виде произошли всего за одну ночь.
— Помощь Арлун?
Если так, то и вправду на первый взгляд нет ничего плохого.
— Ее дар, — ответил Волтуар. — Он рассказал односельчанам все. Молодая девушка явилась к нему во сне; она подарила ему драгоценные камни, украшения, а еще бутыль настойки. Всего одна капля — и юноша преобразился. Такую настойку не найти в Фадрагосе, но юношу это не смутило. Никого из них не смутило, что весь сон оказался явью, — все дары ночной гостьи стояли прямо в центре крохотной комнаты. И лишь одно предупреждение прозвучало в ту ночь: дары принесут пользу юноше, а всем остальным — только вред. Под запретом было даже одно касание.
— И они не поверили ему, — догадалась я.
— Конечно нет, — Волтуар потер висок. — Опасения были, но они прошли к закату. Всем показалось, что юноша просто не хочет делиться, боится снова стать худшим. Мужчин не интересовала настойка — только драгоценности на продажу, а женщины словно с ума сошли. Они знали, что юноша собирается в город, где смог бы начать жить заново. Знали, что он заберет абсолютно все.
— Они отобрали у него все?
— Они убили его.
— За что? — сглотнула я, уткнувшись носом в черную рубашку.
— Был слишком добрым. Понимал, что если гостья не обманула с эффектом настойки, значит, не обманула и с предупреждением. Он попытался остановить их, отговаривал, заслонял собой дары.
— Что с ними теперь?
— Они умирают, Асфирель. Кости их медленно выкручивает, гнойники лопаются, волосы и зубы выпадают. Не все жители участвовали в разбое, но многие. И даже те, кто не участвовал, но прикоснулся к дарам, умирают. Целители осмотрели их — нет ни единого шанса на спасение. На рассвете, когда солнце будет еще ласковым, они покаются, объяснят солнцу, почему добровольно принимают смерть. Хотя бы один правитель должен присутствовать на казни.
