Паолина побледнела.
– А если ничего не получится? – спросила она.
– Все получится, – уверенно сказал он. – Вы сегодня утром смотрели на себя в зеркало?
Она недоуменно посмотрела на него, поняла, что он сделал ей комплимент, и покраснела.
– Вы очень любезны, – сказала она, – но предположим, никто не сделает мне предложение, тогда что?
– Сделает, – сказал сэр Харвей. – Я в этом уверен. Я сегодня доложил о себе герцогу и полагаю, что нас пригласят в замок.
Паолина всплеснула руками.
– О, нет, – взмолилась она. – Я никогда не была в подобных местах. Я не знаю, как себя держать там. Разве вы этого не понимаете? Вчера вы ошеломили меня, и когда я слушала ваши безумные, фантастические планы, все казалось таким легким. Но сегодня, обдумав все, я вижу, что это невозможно, невыполнимо. Ваш план не сработает. Лучше отказаться от него, пока я не подвела вас.
Сэр Харвей вместо ответа наполнил еще один бокал вином и вручил его ей. Затем он поднял свой и сказал:
– Давайте выпьем за ваше замужество и за те блага, которые оно, несомненно, принесет нам обоим.
Паолина испуганно посмотрела на него, не притронувшись к вину.
– Но я... я боюсь, – прошептала она.
– Забудьте свои страхи, – сказал сэр Харвей. – Нам еще предстоит очень много сделать сегодня.
– Что именно? – спросила Паолина.
Сэр Харвей допил вино и поставил бокал на место.
– Пора начинать наши занятия, – сказал он.
Паолина недоуменно посмотрела на него, и он продолжал:
– Вы были совершенно правы, говоря, что не знаете, как себя вести. У высшего общества свои правила, традиции, этикет, знание которого и отличает человека благородного происхождения от простого смертного.
Он изящно поклонился ей.
– И все это, моя дорогая, вы должны выучить, и как можно быстрее. Я дал вам выспаться сегодня утром, чтобы у вас была ясная голова. Но сейчас мы начинаем работать.
– А что именно я должна научиться делать? – кротко спросила Паолина.
– Вы должны знать, как следует входить в комнату, – сказал он, – какой глубины должен быть реверанс перед высокопоставленными аристократами, перед герцогом или герцогиней, перед принцессой. Вы должны научиться выражать свои мысли руками, жестами, показывать ими свое расположение или, наоборот, неприязнь. То же самое касается веера. Существует целый язык, который вы должны освоить. Есть, по крайней мере, десяток вариантов, как попрощаться с хозяйкой приема, и лишь один из них верный.
– Возможно ли вообще выучить все эти тонкости? – спросила Паолина.
– Придется выучить, – ответил сэр Харвей тоном, не терпящим возражений.
И сразу после обеда начались уроки. За всю свою жизнь Паолина не встречала такого взыскательного преподавателя. Несколько часов подряд она непрерывно ходила по комнате, входила в открытую дверь, приседала в реверансе перед сэром Харвеем, который сидел в дальнем углу комнаты, затем вежливо прощалась с ним и выходила.
Он снова и снова заставлял Паолину повторять все это, пока у нее не разболелась спина, а глаза наполнились слезами от сознания того, что она все делает неправильно.
– Нет, нет! Перед принцессой следует приседать в реверансе глубже, гораздо глубже. Подбородок выше! Больше изящества, руки не должны быть напряжены.
Вверх, вниз, вниз, вверх. И каждый раз что-то было не так, и его голос приказывал повторять все снова и снова. Но когда она почувствовала, что ее колени не выдержат, если она присядет еще хоть один раз, он разрешил ей сесть и начал рассказывать, как к кому следует обращаться. Затем последовал урок по обращению с веером, которым венецианские женщины могут выразить всю гамму своих чувств.
– Где вы научились всем этим сложностям? – спросила Паолина в перерыве между наставлениями. Уже был вечер, а еще столько нужно было выучить и прорепетировать.
– Я был пажом при дворе короля Георга, – ответил он неохотно. – Мой отец был камергером его величества, поэтому я научился правильно кланяться раньше, чем ходить.
– Не может быть, чтобы там вас научили еще и пользоваться веером, – ехидно заметила Паолина.
– Нет, этой премудрости меня научила одна хорошенькая венецианка, когда я последний раз жил в Венеции.
– И давно это было? – спросила Паолина.
– Давно, – ответил он. – Но мне всегда хотелось вернуться в этот город наслаждений, город, где возможно все, город, где не смолкает смех.
– И где так строго соблюдают этикет, – добавила Паолина.
– Я бы предпочел, чтобы смеялись с вами, а не над нами, – ответил он.
Она сделала недовольную гримаску, и они продолжили. Она еще раз повторила, как нужно обращаться к аббату, к кардиналу, к герцогу, его жене. Вдруг она остановилась.
– Неужели вы всерьез полагаете, что я буду встречаться со всеми этими людьми? – спросила она.
– Скорее всего, – ответил сэр Харвей. – Именно за этим мы и собираемся в Венецию.
Паолина грустно улыбнулась и опустила руки.
– Я подведу вас, я в этом уверена, – сказала она. – Кто-нибудь, повнимательней остальных, обязательно догадается, что я вовсе не ваша сестра, а, скорее всего, самозванка, неизвестно откуда взявшаяся.
Сэр Харвей наклонился и положил руку ей на плечо.
– Вы все великолепно делаете, – сказал он. – Просто вы немного устали, поэтому сейчас мы сделаем перерыв. Идите, примерьте платье. Оно ждет вас в соседней комнате.
– Правда?
Паолина вскочила с кресла, ее глаза светились радостью. Она чувствовала себя очень неловко, прогуливаясь по комнате туда и обратно, изображая знатную даму в испорченном соленой водой мятом платье. Впрочем, даже если бы оно было новым, то все равно ни в какое сравнение не могло идти с великолепием наряда сэра Харвея.
У нее замерло сердце, когда она увидела то, что лежало на кровати. Это было платье из плотного голубого атласа, усыпанного мелкими цветами. Фижмы делали ее талию миниатюрной и выгодно подчеркивали грудь. Платье было украшено тончайшим кружевом, а также маленькими шелковыми бантиками и розочками.
Платье преобразило Паолину. Когда с помощью горничной она полностью оделась и посмотрела в зеркало, то не могла поверить своим глазам.
– Какая красота, синьорина! Какая красота! – повторяла, всплескивая руками, горничная, и Паолина не могла с ней не согласиться. К платью также прилагались туфельки в тон и кружевные банты для ее великолепных волос.
– Bella! Bella!
[2]
– бормотала про себя горничная.
