– Должно быть, это стоит ужасно дорого.
Граф выглядел удивленным.
– Не думаю, что кого-нибудь в Венеции заботят деньги, – ответил он. – И, кроме того, для чего еще существуют деньги, как не для того, чтобы их тратить?
Паолина хотела возразить на это: «Очень неудобно, когда их у тебя нет», но вовремя сообразила, что это было бы неуместно, и просто пробормотала:
– В самом деле, для чего?
Графиня вела себя чересчур смело, подумала она. Конечно, карнавал есть карнавал, но ей совершенно незачем было касаться камзола сэра Харвея своими тонкими, унизанными драгоценными перстнями пальцами, улыбаться ему соблазнительно алыми губами, похожими на спелые вишни.
– Где же граф Дольфин? Он тоже здесь? – спросила Паолина довольно сухо, забыв, что маркиз однажды уже упоминал о том, что его сестра была вдовой.
– Бог ты мой, конечно, нет! – воскликнул граф. – Он умер три года тому назад. Он был ужасно скучным субъектом, и я не думаю, что Занетта когда-нибудь питала к нему привязанность.
– Занетта! Так ее зовут? – осведомилась Паолина.
– Прелестное имя, не правда ли? – отозвался граф. – И она из тех людей, с кем мне особенно приятно общаться. Судя по всему, ваш брат тоже находит ее весьма привлекательной.
– Да, это видно сразу, – холодно произнесла Паолина.
Без сомнения, сэр Харвей чувствовал себя превосходно в обществе графини.
«Почему я не могу вот так же заставить его смеяться?» Этот вопрос не давал покоя Паолине, и так как в глубине души девушка была уязвлена, она решилась уделить некоторое внимание графу. Но почему-то у нее отпало всякое желание кокетничать с ним, не осталось больше слов для обмена легковесными замечаниями. Вместо этого в течение всего обеда Паолина слушала, как граф рассказывал ей о себе, одновременно устремляясь мыслью туда, где Занетта и сэр Харвей почти шепотом вели между собой оживленную беседу, явно очень занимавшую их.
Никогда еще, как показалось Паолине, сервировка стола и сам обед не тянулись так долго. Час медленно проходил за часом, пока наконец дамы не встали из-за стола, удалившись в одну из туалетных комнат, чтобы привести себя в порядок перед балом и надеть маски.
– Ваш брат так мил, – обратилась графиня к Паолине. – Нам так много нужно было сказать друг другу за обедом.
– Я тоже это заметила, – ответила Паолина сухо.
– У нас появилось множество планов, – улыбнулась Занетта, – относительно того, как приятно, весело и беззаботно провести время. Он очень остроумен и – как бы это сказать по-английски? – светский человек с ног до головы. Мне всегда нравились англичане, но, увы, лишь немногие из них посещают Венецию.
Повернувшись так, чтобы видеть свое отражение в зеркале, графиня пригладила свои темные волосы.
– У вашего брата большие поместья в Англии? – осведомилась она тоном слишком простодушным, чтобы ее вопрос можно было объяснить чистым любопытством.
Сердце в груди у Паолины отчаянно заколотилось. Значит, графиня действительно проявляла интерес к сэру Харвею. Возможно, его замыслы касались не только ее будущего, но и его собственного. Графиня, без сомнения, могла обладать огромным богатством, не только принадлежавшим ей лично, как сестре маркиза, но и состоянием, которое она, вполне вероятно, унаследовала от своего покойного супруга.
Действительно ли сэр Харвей собирался жениться? Не думал ли он, что в этой игре все средства были хороши?
Сделав над собой усилие, Паолина ответила уклончиво:
– Вам нужно спросить об этом у моего брата. Я уверена, что он сам захочет вам рассказать обо всем.
Если графиня и была разочарована, то она ничем этого не выдала.
– Ваш жемчуг превосходен, – заметила она, взглянув на ожерелье на шее Паолины.
– Его подарил мне мой брат, – отозвалась Паолина и, увидев огонек, внезапно вспыхнувший в глазах собеседницы, тотчас безошибочно поняла, о чем она сейчас подумала.
Деньги! Деньги! Деньги! Это было то единственное, к чему все стремились, чем можно было прельстить любого. Как бы ни была богата графиня, она не собиралась выходить замуж за человека безденежного, который не мог принести ей новые земли, престиж и влияние.
Поднеся кончики пальцев к волосам, Паолина заметила, что они дрожали. Такую возможность она никогда не принимала в расчет, даже вообразить себе не могла ничего подобного. Сэр Харвей почему-то казался ей свободным от слабостей, присущих другим людям, и озабоченным лишь тем, как устроить ее брак. Ей ни на миг не приходило в голову, что его планы могли касаться и его собственного будущего.
«Если он женится на графине, – рассуждала про себя Паолина, – у него не будет причин и дальше заниматься мною. Он может бросить меня, оставить на произвол судьбы, забыть о моем существовании. Он получит все, что ему нужно, и без моей помощи».
Ей вдруг отчаянно захотелось объявить во всеуслышание правду и предостеречь графиню против них обоих, сказав ей, что они оба были всего лишь искателями приключений без единого пенни за душой, увидеть ужас и потрясение в ее глазах, когда ей станет ясно, что они не были даже братом и сестрой, а просто посторонними друг другу людьми, которых связывало только стремление завлечь в ловушку особ более богатых, чем они сами.
Роковые слова едва не сорвались с губ Паолины, но ей удалось сдержать себя. «Как я могла быть настолько глупой, чтобы так разволноваться из-за него?» – вертелся у нее в голове вопрос. Но в душе Паолина чувствовала странную боль, которую никогда не испытывала раньше, в горле встал комок, губы пересохли.
Дамы в масках снова вернулись в гостиную, а кавалеры покинули столовую. Граф сразу же направился к Паолине, но та отыскивала глазами сэра Харвея. Поймав на себе ее взгляд, он ответил ей ободряющей улыбкой, которая как будто немного облегчила ее подавленное состояние.
Возможно, все это было лишь плодом ее воображения. Возможно, его чувства по отношению к очаровательной Занетте были не более серьезными, чем ее увлечение им.
Граф отвел ее в сторону.
– Я хочу показать вам эту картину, – произнес он громко, но как только они оказались на достаточном расстоянии от остальных, прошептал ей на ухо: – Надо ли нам посещать этот бал? Мне было бы гораздо приятнее прокатиться по каналу в гондоле наедине с вами. Я желал бы плыть с вами рядом под небом, усыпанным звездами. Вы принимаете мое предложение, моя английская роза?
– Нет! Нет! – воскликнула в ответ Паолина, и ей почудился в собственном голосе отзвук подлинного глубокого страдания.
Глава восьмая
Обстановка бального зала оказалась более фантастичной, чем могла себе представить Паолина, и сам он был настолько великолепен, что у нее на миг захватило дух.
