Не дождавшись ответа, маркиз склонил голову.
— Само собой, — деревянным голосом добавил он, — если моя просьба для вас неприемлема…
— Ну что вы! — фальшиво запротестовал герцог. Он уже вдоволь натешился беспомощностью былого героя Геона, к тому же, на галерее кроме них двоих не было ни души, а последнее, учитывая известный темперамент Д’Алваро, могло повернуться совсем не в пользу его собеседника. Ну как не сдержится, все-таки? Так ведь и полетишь отсюда прямо на скалы!.. Этого Герхарду очень не хотелось. Поэтому он ласково улыбнулся маркизу и сказал:- В нашей семье, разумеется, другие традиции, но вас я тоже могу понять, поверьте! Не буду скрывать, черный список — дело нешуточное. Однако и мы с вами не чужие люди. К тому же, я так уважаю барона Д’Элтараа…
«То есть, Руэйду все же раскошелиться придется», — понял Астор, последним усилием воли сохраняя приличествующее выражение лица. Эль Виатор это, разумеется, заметил — его голос зажурчал еще слаще, еще приятней. Словно желая ободрить несчастного дядю и брата, он положил ладонь на плечо своему визави и проворковал, что твой голубь:
— Разумеется, я постараюсь сделать все от меня зависящее, дорогой маркиз. Не беспокойтесь. В конце концов, вы не единственные, кто, скажем так, желает для своего несмышленого дитяти лучшей доли. Понимаю, как вам, наезднику, ветерану войны, было тяжело просить меня об этом! Но обещаю, я приложу все усилия…
Герцог как никогда был похож на кота, которого до отвала накормили свежими сливками. Астору нестерпимо захотелось закрыть эти маслено поблескивающие глазки прямо сейчас — и навечно, но он справился с порывом.
— Значит, — дождавшись, пока эль Виатор кончит разливаться мёдом, отрывисто уточнил он, — я могу на вас рассчитывать?
— О, разумеется, мой дорогой маркиз! — лучась улыбкой, кивнул хозяин Даккарайской пустоши. — Разве я могу вам отказать? Вы столько сделали для Геона!..
Астор прикрыл глаза. Он был унижен, опустошен и сам себе противен. Но Д’Алваро всегда идут до конца — даже зная, что их там ждет и чем за это придется расплачиваться.
Глава VIII
Ночью прошел дождь. Сильный, нежданный, он в одночасье обрушился на Мидлхейм — словно небо и море вдруг поменялись местами. Загудели крыши, журчащая пелена заволокла оконные стекла, пригнулись к земле под тяжестью упругих струй трава и кусты, а мостовые превратились в один сплошной бурлящий поток, с ревом стремящийся вниз, к неразличимому во тьме берегу. Уличные фонари потускнели, яркие полотнища на стенах домов жалко повисли, потемнев от влаги, сбитые ливнем цветочные бутоны крутило в мутных водоворотах на опустевших вмиг перекрестках. Шумные народные гуляния, которые всегда следовали за парадом победы и длились обычно до самого рассвета, быстро свернулись. Люди разбежались по домам, по постоялым дворам, по трактирам — даже стойкие городовые попрятались в свои будки, не смея высунуть носов наружу. Умолкли ожившие было к вечеру звонкие голоса птиц. Забились под крыльцо дворовые псы. Столица притихла, нахохлившись и выжидая — да так и уснула, истомленная дневным зноем, шумом, суетой, безудержным весельем… Многочисленные бродяги и нищие расползлись по темным, одним только им известным норам и, вороша скудную добычу, хриплым шепотом поминали всех демонов нижнего мира — празднование парада победы, нынче так некстати прерванное стихией, было самым прибыльным днем в году. Сортируя объедки и переругиваясь, обитатели трущоб с опаской прислушивались к тому, как монотонно шелестят по стенам не иссякающие потоки, и предрекали страшную грозу, но обошлось. Буря миновала Мидлхейм. Ливший несколько часов кряду дождь прекратился так же, как и начался — в одно мгновение. Тучи над столицей разошлись, просветлело небо, засеребрились в предрассветной мгле шпили и омытые небесными слезами купола храмов, несмело подала голос первая птица, вторая, третья…
Утро город встретил сияющим, как медная монетка, и будто заново родившимся. Ярко зеленели аллеи, блестели мостовые, на которых теперь было не найти ни соринки, начисто отмытые от пыли дома приосанились, вытянулись кверху и помолодели на добрый десяток лет — они горделиво вставали вдоль улиц, золотясь под первыми лучами солнца, и тянулись глянцевыми крышами к небу, словно благодаря его за щедрый дар. Прошедший ливень унес с собой столичную грязь и духоту, оставив взамен долгожданную прохладу. Купались в непросохших с ночи лужах шустрые воробьи, босоногие мальчишки пускали в канавах кораблики, распахивались окна, впуская в комнаты утреннюю свежесть — и на заспанных лицах одна за другой зажигались улыбки. «Что за денек!»- слышалось то тут, то там. О вчерашней непогоде вспоминали разве что нищие, да и то уже без былых сожалений. Они сушили на парапетах еще пустынных набережных свои лохмотья, грелись под солнцем и счастливо жмурились, глядя на переливающуюся синим шелком морскую гладь. День и правда выдался дивный.
А спустившийся вслед за ним вечер был и того лучше. Теплый, ласковый, желто-малиновый он окутал столицу и ее окрестности неясным шелестом листвы, ароматом садовых цветов, мягкой тенью деревьев, укрывшей лужайки — тихий, мирный, по-домашнему уютный. В такой вечер не хочется ни плясать, ни веселиться, ни даже громко разговаривать, тело словно сковывает блаженной истомой, веки тяжелеют, время замирает… Остается только прикрыть глаза, откинуться на спинку кресла и ни о чем не думать, постепенно растворяясь всем своим существом в густеющих бархатных сумерках. Завтра грядет новый день, и каким он будет, никто не знает. Но, положа руку на сердце, так ли уж это важно? Когда есть такой вечер, когда есть такое сейчас?..
* * *
Ужин был накрыт на веранде перед домом. Негромко звенела посуда, изредка поскрипывали плетеные кресла, шаловливый ветерок играл бахромой скатерти. По перилам, стенам и лицам скользили дрожащие закатные пятна. Из сада напротив доносились смех и оживленные молодые голоса.
Сидящие за столом хозяева и их гость тихо беседовали, время от времени замолкая, чтобы сделать глоток терпкого сухого вина или с улыбками переглянуться, когда со стороны сада долетал очередной взрыв смеха. Поддерживать беседу не было нужды — она текла сама собой, прерываясь и вновь возвращаясь в прежнее русло. Слуги давно ушли, а за столом собрались друзья, которым не требовалось много говорить, чтобы быть услышанными.
— Все-таки есть в этом мире справедливость, — смакуя вино, расслабленно проговорил граф Рексфорд. — После вчерашнего-то пекла! Я уж боялся, что настоящего июня мы так и не увидим… А утром на балкон выхожу — что такое? Как весной все цветет, на жару и намека нет! Уж на что за прошлую неделю ушатался, думал, до полудня сегодня с постели не встану — да только как глянул, что вокруг делается, так словно эликсиру твоего бодрящего, Кендал, целый ковш в себя опрокинул!.. Откуда только силы взялись?
Он рассмеялся и поднял вверх свой бокал. Герцог эль Хаарт, повторив жест товарища, сделал глоток душистого травяного отвара — даже в узком кругу магистр алхимии своим привычкам не изменял.
— Как мало человеку нужно для счастья, — с добродушной усмешкой сказал он. — Сна чуть побольше, воздуха чуть прохладней…
