И в ту же минуту, словно по знаку поднятой руки маркиза Д’Алваро, небо над городом потемнело. Толпа на главной улице благоговейно застыла, все взгляды устремились вверх. Ничего не понимая, Кассандра тоже подняла глаза — и у нее перехватило дыхание. На Мидлхейм с востока стремительно надвигался огромный темный клин, похожий на птичий, но слишком крупный и плотный. По мере того, как он приближался, звуки оркестра становились все тише, а глаза Кэсси все больше: это были не птицы. Это были драконы! Такие же, как те, что внизу, и совсем другие — они легко парили над городом, взрезая воздух распахнутыми перепончатыми крыльями и едва не задевая ими шпили высоких храмовых башен. Большие и малые, черные, серебристые и бурые, величественные, как тяжелые королевские фрегаты и юркие, как рыбачьи лодочки, они плыли над столицей Геона, который рождены были защищать. Самые крупные, в центре, шли неторопливо, сознавая свою силу и мощь, а те, что поменьше — легкие и стремительные — летучими мышами кружили вокруг, выделывая в воздухе замысловатые фигуры. Играли солнечные блики на гладкой чешуе, бил в лица наездников ветер, гулко и грозно хлопали огромные кожистые крылья. Дети облаков были в своей стихии. И прекрасней этого зрелища не было ничего!..
Черный дракон маркиза, задрав морду к небу, издал низкий горловой рык — его товарищ, шедший по левую руку, откликнулся точно таким же. Следом подал голос третий зверь, четвертый… Оркестр грянул марш. Свистела и улюлюкала восторженная толпа, взлетали вверх и падали на мостовую цветы, били барабаны, ревели драконы, и сердце Кэсси выпрыгивало из груди, не в силах справиться с острым, доселе неизведанным чувством собственной принадлежности к открывшемуся ей новому миру — миру, где правят небо и крылья. Ничего еще не зная о нем, ослепленная и оглушенная, Кассандра полюбила его с первого взгляда.
С того самого дня всё для нее изменилось. Ушли в прошлое куклы и сказки про прекрасных принцесс — остались только драконы. Юная баронесса засыпала с этим словом на устах и просыпалась с ним же. Она рисовала распахнутые крылья на запотевших оконных стеклах; она ловила в саду ящериц и тащила их в дом, надеясь, что хотя бы из одной когда-нибудь вырастет настоящий дракон — чуда, разумеется, не случалось, зато теперь по утрам вместо щебета птиц Д’Элтаров частенько будил пронзительный визг горничных. Изредка наезжавший в столицу дядюшка, которого Кассандра и раньше любила, теперь стал для нее что свет в окошке: стоило маркизу только войти в дом, как племянница прилипала к нему намертво, ловя каждое слово, и оторвать ее от дяди было равносильно подвигу. Домашних учителей юная баронесса слушала вполуха, мыслями витая в облаках, причем в самых настоящих, рвущихся под перепончатыми крыльями, на камине в ее комнате росло и множилось игрушечное драконье войско, книги из библиотеки барона, в которых хоть как-то упоминались эти летучие твари, одна за одной исчезали с полок, чтобы вскорости найтись у Кассандры под подушкой…
Ее родителей такая впечатлительность поначалу даже радовала — девочка определенно росла любознательной и целеустремленной, а это никогда не помешает в жизни. Барон заказывал для дочери яркие альбомы с изображениями парящих драконов, баронесса умилялась, видя сияющие глаза Кассандры и ее радость, когда она прижимала к груди какую-нибудь очередную ящерку, которую ей разрешили оставить. Даже горничные со временем свыклись с причудами младшей барышни — что взять с ребенка? Однако время шло, а энтузиазм Кэсси не затухал. Семь лет, восемь, девять — и все те же горящие глаза, все те же ящерицы, все те же мечты о полетах. На каждый свой день рождения девочка просила у родителей только одно — дракона. Своего дракона. И даже уверения дяди в том, что это невозможно, что драконы — общее достояние всей страны, что их, в конце концов, нельзя держать дома, не могли ее переубедить.
«А как же Неро? — требовательно спросила она у дяди на свой одиннадцатый день рождения. — Твой черный? Ты ведь на нем воевал, и до сих пор на парады выезжаешь! Он ведь живет у тебя в поместье?»
Маркиз улыбнулся. «Война и парад — это другое, Кэсси, — сказал он. — Это не навсегда. Мы с Неро прошли через многое, вместе учились, вместе служили, но наездник — не хозяин своему дракону. Он просто не может им быть. Неро, как и все остальные, принадлежит Геону. Для шествия на параде победы зверей свозят со всей страны, даже из Даккарая, а потом отправляют обратно. Неро приписан к моей пограничной заставе, а не к поместью. Он живет не со мной. А собственных, личных драконов нет даже у их величеств!»
Тут Астор, конечно, слегка покривил душой — по крайней мере у одного из членов королевской семьи Геона свой дракон все-таки был, только Кассандре, по мнению дяди, знать об этом не стоило. Впрочем, его маленькая ложь положения все равно не спасла. Племянница задумчиво склонила голову набок: «Даккарай? Военная школа, ты ведь там учился, да, дядя?..» Астор кивнул. Присутствовавшая при разговоре баронесса метнула на брата предупреждающий взгляд, но опоздала — Кассандра, помолчав, победно вскинула голову: «Значит, я тоже поеду туда! И стану наездником! Как ты!» Сколько ни бились мать и отец, сколько ни твердили, что драконы — это война, а война — не женское дело, что учеба в высшей школе Даккарая по силам не каждому мужчине и девушек туда почти не берут, все было впустую. Даже откровенные рассказы маркиза о его собственном нелегком ученичестве не отпугнули Кассандру — пусть ей нельзя завести себе дракона, пусть он никогда не станет ее насовсем, но там, в Даккарае, он у нее все-таки будет! И она будет летать!
Барон и баронесса забеспокоились уже всерьез. Одиннадцать лет — не шесть, а Даккарайская пустошь — не место для юной мечтательной девушки, пусть она даже упряма, как вол. Военная школа! Боги! Что за глупая, опасная блажь!.. Госпожа Д’Элтара сгоряча едва не приказала немедленно очистить дом от всего, что хоть как-то напоминает о драконах, но брат отсоветовал. «Не лезь в бутылку, Инес, — сказал он, оставшись с ней наедине. — Сделаешь только хуже. У Кассандры сейчас самый опасный возраст, и любое «нет» она воспримет как руководство к действию. В конце концов, мечтать ты ей не запретишь! Прояви терпение, подожди немного — детство рано или поздно заканчивается» Баронесса нехотя согласилась с его доводами. Барон, которому супруга позже передала слова брата, тоже. «Я бы сказал тебе то же самое, милая, — утешая жену, повторял он. — Не расстраивайся раньше времени! Кто из нас в юности не грезил о чем-то несбыточном?.. Это у нее пройдет. Через несколько лет она начнет выезжать в свет — а там балы, первые увлечения, поклонники… Мы, слава богам, можем себе позволить выдать дочерей за тех, кто придется им по сердцу! Кэсси вырастет, влюбится и забудет о драконах. Астор совершенно прав».
Однако сам маркиз вовсе не был так уверен в своих прогнозах. И уехал на следующий день с тяжелым сердцем, до краев переполненным дурными предчувствиями. Да, он искренне надеялся, что все обойдется, но… Одержимость племянницы драконами и решимость, горевшая в синих глазах, когда девочка заявила, что намерена пойти по его, Астора, стопам, не давали ему покоя. Пусть Кассандра была еще ребенком, но в ее жилах текла кровь Д’Алваро! Кому, как не Астору, было знать, чем это чревато? Фамильное упрямство, часто переходящее в поистине бычью упертость, дало их семье не одного фанатика, а уж скольких оно погубило? Девиз рода: «И в смерти стоим за свое!» ни словом не грешил против правды. Д’Алваро испокон веков стояли на южных границах, и пробить этот заслон считалось почти невозможным — за всю историю Геона такое случилось лишь однажды. Д’Алваро не сдавались. До последнего человека, до последнего вздоха, они насмерть дрались за то, что считали своим по праву, и неважно, чем было это «свое». Вернувшись в поместье, Астор, не входя в дом, первым делом отправился в семейное святилище. С трудом преклонив колена у алтаря, он всматривался в грозный лик Антара и молил сурового бога войны и неба уберечь Кассандру: от нее самой, от семейного проклятия рода Алваро — никогда ни перед кем не склоняться, даже ценой собственной жизни…
