Тот на всякий случай кивнул и сделал попытку отодвинуться к стене, но ему не дали. Хранитель второй заставы, скрипнув зубами, сгреб чародея за ворот рубахи. Потом одной рукой приподнял над койкой и рыкнул:
— Я тебя уговаривать не собираюсь! Выполняй приказ, чтоб тебя демоны драли!
Маг зажмурился.
— Но это невозможно, ваше сиятельство! — предательски истончившимся голосом в очередной раз простонал он. — Я не имею права!..
— Зато я имею! И либо я сейчас отправлюсь в Мидлхейм, либо завтра туда же уйдет бумага с такой характеристикой, что тебя даже в почтовую службу отправки никто не возьмет! Ну?!
Цепочка амулета больно резанула шею. Маг сделал попытку высвободиться, но не преуспел.
— Ваше сиятельство… — начал было он, но, взглянув в прищуренные глаза маркиза, дрогнул и малодушно заткнулся. Бесполезно. Правду говорят, что Д’Алваро легче убить, чем переубедить. «Вот же беда на мою голову! — в отчаянии подумал чародей. — И трех лет ведь не прослужил!..»
Хранитель второй заставы знакомо свел брови на переносице.
— Ну? — в третий раз повторил он, хорошенько встряхнув обреченно пискнувшего парня.
— Вы не понимаете, о чем просите, ваше сиятельство! — в последней попытке вразумить командира, выпалил чародей. — Я могу закрыть глаза на устав и доставить вас в столицу, но при всем желании не могу дать никаких гарантий безопасности! Я ведь в Мидлхейме был всего однажды, лет десять назад!
— И что? — почувствовав, что уже почти добился желаемого, Астор чуть ослабил захват. Молодой человек несколько раз жадно вдохнул и пояснил:
— В место, где маг никогда не бывал, он переместиться не может физически, нет ориентиров, понимаете? А вам в голову я не залезу… Единственное, что можно сделать — попробовать отправить вас в одну из памятных точек. Но это огромный риск!
Астор разжал пальцы. Чародей кулем плюхнулся обратно на койку.
— Так в чем трудность? — спросил маркиз. — Отправляй. Если что, объяснение я уж как-нибудь найду.
— Дело не в этом. А в том, что прошло десять лет, и мест, оставшихся в моей памяти, возможно, больше не существует. Ведь это столица! Там, где был парк, могли вырасти дома. Переулок мог превратиться в мостовую. Мы окажемся в чьей-нибудь спальне, ваше сиятельство, или вообще расшибемся, сорвавшись с крыши!.. Такая спешка может стоить вам жизни!
Маркиз на секунду задумался. И, очевидно, все для себя решив, упрямо нагнул голову:
— Моя жизнь — мой выбор, плевать на риск, солнце вот-вот взойдет… И хватит вздыхать, я пока что еще не умер, тем более, ты в любом случаешь будешь рядом и подстрахуешь, если вдруг что. Ну? Мне расписку тебе оставить? Или что-нибудь вроде «В моей смерти прошу никого не винить»? Так давай сюда перо и бумагу, не надорвусь, нарисую. Только займись уже делом!
Маг горестно всплеснул руками, но спорить не стал. И расписок брать тоже — какой в этом смысл? Нарушение есть нарушение, кто там потом станет в положение входить да обстоятельства учитывать? Так на так по манишке схлопочешь, вопрос только, как скоро… «С другой стороны, — колеблясь, подумал он, — если повезет, о несанкционированном переходе, может статься, так никто и не узнает. А вот если я сейчас в отказ уйду — меня без вариантов с заставы выкинут с волчьим билетом!»
Молодой человек тяжело вздохнул. Выбор был очевиден.
— Хорошо, — капитулировал он. — Но я вас предупредил.
— Да-да, — нетерпеливо отмахнулся хранитель. — Давай скорее!..
Маг без энтузиазма кивнул и поднялся на ноги. Постоял с пару минут, роясь в памяти, еще раз вздохнул и потянулся к своему амулету.
— Попробуем все же поискать отпечатки, — наконец сказал он, стягивая с шеи цепочку. И поднял глаза на маркиза. — В отличие от меня, вы в столице были совсем недавно, ваше сиятельство. Я назову места, и если вам они знакомы, мы вместе выберем самое подходящее. А если нет…
Астор Д’Алваро дернул плечом.
— Если нет, — коротко уронил он, — это будут уже не твои заботы.
Глава XXII
Баронесса Д’Элтара, бледная, неубранная, с кое-как уложенными волосами, металась по гостиной словно тигрица в клетке. Она была вне себя. И от страха за дочь, и от того, что ее саму выставили из спальни Кассандры, едва только приехал доктор. Барон, к искреннему возмущению супруги, немедленно заперся с ним в комнате младшей дочери, а на попытку Инес проскользнуть следом только что-то невнятно буркнул — и захлопнул дверь. Перед ней, собственной женой! Перед матерью, с ума сходящей от тревоги! И поднялась ведь рука, и хватило же совести!..
В коридоре послышались голоса. Инес, не в силах совладать с чувствами, бросилась вон из гостиной, но увы — это всего лишь мажордом вздумал за что-то отчитывать лакея прямо на лестнице. Увидев возникшую у перил галереи хозяйку, оба слегка изменились в лице, поспешно умолкли и, поклонившись, стремительно скатились вниз по ступенькам. Сцена, что баронесса час назад закатила супругу, не осталась без свидетелей, да и характер Инес Д’Элтара прислуге был хорошо известен — так что попасться госпоже под горячую руку никому не хотелось.
Весть о странной болезни, нежданно-негаданно свалившей с ног младшую барышню, разлетелась по всему дому еще утром, когда явившаяся к Кассандре, чтобы помочь ей одеться, горничная не смогла ее добудиться. Испугавшись, девица позвала на помощь няню, а когда и у той ничего не вышло, послали за баронессой. Потом за бароном. И почти сразу — за доктором… И теперь слуги прятались по углам, в тревоге прислушиваясь, не зазвонит ли колокольчик, призывающий кого-то из них наверх. Все они были привязаны к баронессе, и за здоровье младшей барышни, слегшей с внезапной хворью, беспокоились непритворно, но все же старались держаться от них обеих подальше. На всякий случай.
Инес о том, что творилось в людской, не знала. Да и какое ей было до этого дело? Ее дочь, ее маленькая Кэсси лежала сейчас за закрытой дверью в своей темной спальне ни жива ни мертва, — а матери даже не позволили быть с нею рядом! Как будто она могла помешать или сделать хуже!.. Баронесса, подумав об этом, в тоске заломила руки. «Невыносимо! Ждать здесь, сама не зная, чего… Вздрагивать от каждого шороха… Нет, Руэйд, у тебя нет сердца!..»
Чуть дальше по галерее тихо скрипнули дверные петли. Заплаканная Кристобель, выглянув из своей комнаты, встретилась взглядом с резко обернувшейся на звук матерью и жалко улыбнулась.
— Мама…
Баронесса рывком отстранилась от перил.
— Ради всего святого, Крис, не сейчас! — воскликнула она, скрываясь в гостиной. Плечи старшей дочери поникли. Опустив вновь налившиеся соленой влагой глаза, она прерывисто вздохнула и с неясной надеждой посмотрела на запертую дверь в спальню сестры. Кристобель не обижалась на мать. И на отца, строго-настрого запретившего им обеим даже приближаться к Кассандре, тоже — хоть он и словом не обмолвился, почему этого нельзя делать. Она просто жалела их всех, беспокоилась о сестренке и чувствовала себя совсем одинокой и потерянной.
