* * *
Лето пролетело быстро и вот-вот готовилось уступить место осени, хотя дни стояли по-прежнему солнечные, теплые. Жизнь в Белой усадьбе шла своим чередом, неторопливо и размеренно — для всех ее обитателей, исключая молодого хозяина, который мчался по кругу как белка в колесе, считая дни и ужасаясь тому, как быстро они сменяют друг друга. Спал он мало и, совсем как в прошлом году, по большей части днем — благо, послеобеденный сон для человека его сословия был в порядке вещей, и никого в имении это не удивляло. До полудня Нейл занимался делами усадьбы, после обеда отправлялся в сад, вздремнуть час-другой в продавленном гамаке, перед ужином читал в библиотеке и, если требовалось, отвечал на письма, а когда прислуга возвращалась в деревню и экономка, подав господину кофе, удалялась во флигель, поднимался к себе. Как полагали все вокруг — для того, чтобы улечься в постель, что, конечно, было совсем не так. Впрочем, иногда ему все-таки удавалось урвать часок на сон в собственной спальне, если на улице было сыро: то самое укромное место, где он мог упражняться в своих экзерсисах, не опасаясь за благополучие всего живого, в дождь становилось малопригодным для занятий. Глубокая темная балка с глинистой землей, вся заваленная трухлявым буреломом, и в ясную-то погоду выглядела не лучшим образом, а уж стоило ей хорошенько промокнуть… Тем не менее, Нейл не жаловался — место это среди здешних жителей пользовалось дурной славой, так что чужих глаз и ушей можно было не опасаться, живой растительности тут не было, а зверье обходило балку стороной. Нейл с помощью егеря расчистил в самом ее сердце небольшой пятачок в полсотни локтей и теперь все ночи проводил там. С гораздо большими успехами, нежели ранее. Очевидно, в свое время угрюмый егерь все-таки был недурным сигнальным гонцом — он лишился дара в конце последней войны, однако техники за два десятка лет не растерял. Вдвоем они произвели новые расчеты, нашли ошибки, которых, как выяснилось, была не одна и не две, и дело пошло на лад. Нейлу не терпелось увидеть подругу, нелюдим-егерь дождаться не мог, когда непрошеный ученик оставит в покое его и лес, так что у капризной воронки попросту не было шансов.
Восемнадцатого августа, когда день уже начинал клониться к вечеру, вкушающий последние минуты сна в окружении благоуханных кустов шиповника хозяин Белой усадьбы был разбужен своей экономкой.
— Прошу прощения, ваша милость, — сквозь дрему донесся до него ее почтительный, но твердый голос. — Уже четверть шестого. Вы просили разбудить вас до захода солнца.
Нейл зашевелился, просыпаясь. Зевнул, приоткрыл глаза и скривился, заслоняя лицо от хлынувшего со всех сторон яркого света. Четверть шестого? Такое ощущение, что полдень, и заснул он лишь минуту назад… Часто моргая, молодой человек шевельнул словно налитой свинцом головой. Гамак под ним натужно заскрипел, лица коснулась прохладная ветвь шиповника.
— Вы хорошо себя чувствуете? — помолчав, спросила экономка. Нейл кивнул, с трудом принимая вертикальное положение.
— Да, госпожа Бэрр, — вяло отозвался он, — спасибо… Кажется, стоит натянуть гамак потуже, он снова провис до самой земли.
— Как скажете, ваша милость. Может быть, принести вам воды со льдом?
— Было бы неплохо… Подайте в беседку, если вам не трудно, я сейчас умоюсь и приду. Если есть свежая почта, несите туда же.
Женщина склонила голову и отошла. Нейл, кривясь, потер поясницу. Проклятый гамак! Всё тело ломит, как у девяностолетнего старика. «Вздремнул, называется, часок на свежем воздухе, — подумал он, опуская ноги на землю и нащупывая босыми ступнями сброшенные ботинки. — Надо было лечь в доме» Он обулся и потянулся до хруста в суставах. Потом растер пальцами затекшую шею, посмотрел на небо — солнце низко стояло над верхушками сосен — и, позевывая, поплелся по тенистой дорожке в беседку. Она располагалась с другой стороны дома, Нейл, еще не до конца проснувшись, тащился еле-еле, а экономка, несмотря на возраст, женщина была бодрая и исполнительная, так что в беседке хозяина встретил чисто вытертый стол с запотевшим графином фруктовой воды, миской спелых слив и тощей стопкой почтовых конвертов. Целых три, однако! Нейл, весело хмыкнув, опустился на скамью. Налил в стакан ледяной воды с тонкими ломтиками яблок, выбрал из миски сливу покрупнее и придвинул к себе конверты. Все из столицы. Одно от отца, одно от Зигги, и еще одно — надписанное округлым каллиграфическим почерком госпожи Делани. Значит, от Мелвина. Его уже начали учить писать, и воспитательница сочла, что в еженедельных письмах к брату мальчик лучше всего совместит приятное с полезным… Нейл вскрыл этот конверт первым. Улыбнулся, скользнув взглядом по строчкам коротенького, изобилующего ошибками послания, написанного корявыми печатными буквами, и отложил в сторону. С интересом прочел письмо Зигмунда — к их переписке, начатой случайно, Нейл за два месяца попривык и в какой-то момент, к немалому собственному удивлению, поймал себя на том, что ждет очередной весточки от товарища с приятным предвкушением. Зигги, забавный конфузливый «тюфячок», всегда воспринимавшийся им как некое приложение к Райану Рексфорду, в письмах внезапно открылся Нейлу совсем с иной стороны. Печатным словом он, несомненно, владел куда лучше, чем устной речью, в его описаниях людей и ситуаций, неизменно красочных и емких, сквозил мягкий, тонкий юмор, и если бы не горячая увлеченность «самым прелестным существом в Геоне», в лице герцогини эль Тэйтана, читать его письма было бы настоящим удовольствием… Впрочем, даже к этой слабости Зигги Нейл тоже уже начинал привыкать. «Любопытно, что же там всё-таки за герцогиня такая? — подумал он, складывая исписанные мелким убористым почерком листочки. — И неужели действительно так прекрасна, как разливается бедняга Зигги?.. Надо будет спросить у Сандры» Он, добродушно посмеиваясь, откусил половину сливы и вскрыл последний конверт.
«Здравствуй, Нейлар, — писал отец. — Надеюсь, у тебя всё благополучно, и ты не слишком скучаешь в Белой усадьбе — хотя, боюсь, я выдаю желаемое за действительное. Что ж, по крайней мере, воздух Предгорья гораздо чище столичного, и одно это уже неплохо… Управляющий прислал мне отчеты по имению за июль, и мне отрадно видеть, как хорошо ты освоился в новой роли. Однако не удивлюсь, если она уже успела тебе надоесть, поэтому не буду тянуть со своей новостью до конца письма. Твоя мать давно собиралась навестить Белую усадьбу и она скучает по тебе — так же, как я и твой брат, поэтому мы решили провести последние дни августа в Нижнем предгорье, всей семьей. Когда ты получишь это письмо, мы, вероятно, будем уже в пути…»
Слива застряла у Нейла в горле.
«…однако прибыть полагаем не раньше двадцатого числа, так что у тебя останется пара дней, чтобы отдать соответствующие распоряжения прислуге. Госпожа Делани едет с нами, и жить будет вместе с Мелвином, в твоей бывшей детской, так что необходимо будет поставить туда еще одну кровать и, наверное…»
Нейл закашлялся. Плотные чернильные строчки, расплываясь в глазах, слились в одно мутно-синее пятно. «Уже в пути»?.. «Двадцатого числа»?.. Сегодня же восемнадцатое! Уже восемнадцатое, осталось неполных два дня, а то и один — ведь они могут приехать утром… Демоны! Почему отец не написал ему раньше?! Нейл опустил задрожавшую руку на стол. Письмо выпало из пальцев. Двадцатое августа. Демоны, демоны, демоны!.. Он с трудом удержался, чтобы не выругаться в голос. Дом в двух шагах, и охрана где-то поблизости, нужно вести себя как обычно. Нужно встать, найти экономку и передать ей, что он ждет дорогих гостей… Постаравшись при этом ничем не выдать своих истинных чувств. Двадцатое уже послезавтра, и, конечно, в присутствии отца ни о каких воронках нечего будет думать — но одна ночь у него все-таки есть. Эта ночь. Значит, придется рискнуть.
