— Аштанур вах денисси кхамара…
Из-за высокой прически Лэвэндель одновременно выплыли с одной стороны Руби, с другой — Жасмин, причем последняя явно не пустую руку прикладывала к ее спине. Принцесса беспомощно оглянулась, но ее покровитель был слишком занят, чтобы обращать на них внимание. Другие демоны тоже — видимо, охрана «Темнейшества» не получила никаких указаний на счет Лэвэндель.
— Выкинуть эту дрянь отсюда или прикажешь это сделать Стражам? — процедила Руби.
Анна уже видела их, чувствовала, как пол клубится их призрачными телами и щупальцами, готовыми схватить неугодную и сделать с ней все, что королева прикажет…
Но она не торопилась. Потому что если и был кто-то, кто с удовольствием и без всяких уговоров расскажет ей неприятную правду — это Лэвэндель.
— Говори, что хотела сказать, — приказала, готовая ко всему.
Принцесса расплылась в фальшивой улыбке.
— О, ты не знала…
— Заткнись! — снова рявкнула Руби, но тут пришлось затыкаться уже ей — заметив восставшего из пола главного Стража, Анна дала указание схватить обеих женщин и оттащить их в сторону, чтоб не мешали.
— Всё, можешь говорить.
В просвете между окружившими стол мужчинами она видела, как выпрямилась и напряглась спина Элизара, будто он почувствовал неладное. Это подстегнуло ее, хоть тревожный голос в голове требовал немедленно остановиться и не лезть в бутылку. Какая разница, что там с ребенком? Разве она сможет уже что-то изменить?
Но такова была натура Видящей — она требовала ЗНАТЬ.
— Так и знала, что он скроет от тебя, — ухмыльнулась Лэвэндель. — Ребенок, рожденный от дракона и королевы из рода Хэйан снимет с отца заклятье и сделает его свободным. Это было одно из условий, которое поставили драконы прежде, чем подписать договор. Поэтому твой возлюбленный так торопился с зачатием, что даже свадьбы не дождался. И поэтому ничего тебе не рассказал. Прости, что разбиваю твои розовые очочки, «Ваше Величество»…
С торжествующим выражением лица Лэвэндель отошла в сторону, оставив Анну — оглушенную и будто к полу прибитую. Мир слегка закружился, в ушах застучало… Сердце же, наоборот, притихло, словно боялось, что его услышат.
Слегка притормозив, Лэвэндель вернулась — видимо, хотела добить.
— Если ты сейчас стоишь и пытаешься оправдать его тем, что вот, мол, он с тобой, невзирая на потерю драконьей сущности, могу назвать еще одну причину, почему такой проныра, как Элизар, может захотеть от тебя ребеночка.
— Какую… причину? — ее собственный голос звучал глухо и безразлично, став вдруг таким же серым, как весь мир вокруг.
— Кровь двух истинных королей, смешанная и принятая внутрь, излечивает человека от любой напасти. Фактически поднимает из мертвых. Это не многие знают, но Элизар, будь уверена, хорошо изучил этот вопрос. Так что ты и твой ребенок выгодны для него в любом случае.
— Всё сказала? — Анна пыталась хоть как-то разозлиться на нее, хоть что-то почувствовать, кроме равнодушия, но не чувствовала ровным счетом ничего. Словно сама душа умерла — жаль, другой сущности, кроме человечьей, у нее не было.
— Теперь все! — хмыкнув, Лэвэндель уплыла обратно в сторону стола, обошла его и демонстративно обняла Верховного за плечи, склонившись над ним.
Интересно, она знает о его любовницах? — вдруг всплыла мысль — тусклая и поверхностная, как и все остальное.
Выход из поблекшего мира был только один — в сад и подальше. Поглубже. Там, где нет ничего, кроме деревьев, птиц и журчащего, вечно радостного ручья. Возможно, там, в саду, ее душа воспрянет к жизни и краски мира вернутся… Если же нет — всегда можно сбежать в Междумирье, как Идрис…
Жаль только, что у нее нет медальона, в который можно заключить воспоминания и заточить туда же нежизнеспособную душу…
Стараясь не привлекать к себе внимания, Анна медленно вышла из Тронного Зала. Где-то там, на периферии зрения, молча бились, пытаясь освободиться от Стражей, Руби и Жасмин.
Что делал Элизар, она не видела, да и не хотела видеть.
Все кончено — крутилось в голове нескончаемой, заводной пластинкой. Все кончено… все кончено…
Открыв какую-то подсобную дверь, она попала в кухню, где, невидимые для постороннего глаза Стражи, готовились к банкету… ни на кого не глядя, побрела в сторону черного хода… Толкнула и эту дверь, оказалась на заднем дворе замка.
Свежий ветерок плеснул в лицо, вдруг пробуждая ее из апатии — но вовсе не для того, чтобы облегчить ей страдания. Наоборот — стало вдруг так больно, так страшно, что захотелось обратно, в объятья серого равнодушия и пустоты.
Боль взрезала ей вены, затопила душу ядовитой, разъедающей кислотой… Задыхаясь от этой боли, Анна съехала по кирпичной стене на земле, трясясь, как в лихорадке, обняла себя руками…
Где Адейла, которая уговорит ее, что все не так, как кажется, и что только в ее руках добиться всего, чего только пожелает, потому что мужчина — игрушка в руках умной женщины…
Хотя вряд ли бы она поверила теперь…
Рыдания разорвали грудь, опустошая ее и застилая глаза до почти полной слепоты…
— Предатель… — плакала она, раскачиваясь на коленях — почти выла, пугая любого, кто мог услышать. — Какой же ты предатель и подлец, любовь моя…
— Анна!
Ее определенно услышали. Голос предателя приближался, призывая ее откликнуться, но это уже было неважно — в этот раз она не простит. Даже если захочет.
— Пусти меня… пусти… — всхлипывала, вяло сопротивлялась, отталкивая мужчину, в одночасье ставшего чужим.
— Анна, что случилось? Что тебе наплела эта дрянь?
— Правду… — она отворачивалась — не могла смотреть ему в глаза, боясь увидеть там именно то — правду.
— Какую еще правду?!
Ему пришлось встряхнуть ее, что она взглянула на него.
— Какую правду? — процедил сквозь зубы, крепко держа девушку за плечи.
В который раз Анна поразилась, какой он красивый — такой соблазнит любую, грех винить его в том, что пользуется своими природными качествами…
Отчего же так сильно хочется сделать с ним то, что Верховный сделал со своим несостоявшимся зятем?
— Ты солгал мне… солгал про ребенка… — говорить было еще труднее, чем смотреть на него — голос не слушался, слова мешали с рыданиями.
— Что? — он нахмурился. — Что значит солгал?
Не в силах больше терпеть его игру, она стряхнула его и руки попыталась открыть дверь обратно в кухню. Элизар не позволил — дернул и развернул ее к себе, впечатывая спиной в дверь. По обе стороны от ее головы уперлись его кулаки.
— Не смей от меня убегать! — прорычал, уже почти в ярости. — Мне надоели твои капризы! Немедленно говори в чем дело, или…
