– Мы изменим их все, – фыркнул Джеймсон.
Это была одна из тех строк, что я заучивала в детстве, – причина, по которой мы изучали каждое мелкое правило, не желая нарушить хотя бы одно из них, потому что это было бы то же самое, что нарушить их все.
– Если закон требует подождать, мы должны ждать.
– Согласен! – добавил король Квинтен, и в его тоне впервые прозвучало нечто вроде почтительности.
В Изолте также существовало множество законов, хотя я совсем их не знала. Но по крайней мере, в этом все сошлись: закон есть закон.
– Давайте просто поставим наши имена, чтобы утвердить договор. А как только принц Хадриан женится, он и его супруга смогут подписать договор вместе с вами и вашей супругой, с уточнениями и исправлениями, – скажем, в это же время в следующем году.
Джеймсон энергично кивнул:
– Согласен. И с учетом того, что он прямо касается вас, сам договор вы должны забрать с собой. А мы в следующем году приедем, чтобы его подписать.
Я покосилась на бумаги, лежавшие на столе. Что это за договор, если он предполагает участие принца Хадриана?
– Значит, договорились, – твердо произнес Джеймсон, глядя на Квинтена в упор. – Наша старшая дочь будет предназначена старшему сыну принца Хадриана, но только если у нас появится также и сын, чтобы напрямую унаследовать трон. А поскольку в Короа женщины могут восходить на престол, то в случае, если у нас будут только дочери, невестой станет вторая дочь. Это приемлемо?
Подо мной подогнулись ноги. Он уже подписывал брачные контракты для наших детей? Отдавал их в Изолт? Я крепко вцепилась в спинку его стула, пытаясь держаться прямо.
Король Квинтен скривился, словно прикидывал, нельзя ли выбить сделку получше, словно ему недостаточно было моей дочери! Но наконец он наклонился вперед и потянулся за пером.
Я и Валентина стояли молча, пока короли подписывали документ, и я осознала: хотя моего имени на бумаге не было, договор связывал меня с Квинтеном, Валентиной и Хадрианом как с собственной семьей.
Они получат нашу дочь. И таким образом получат и часть меня самой.
Все присутствующие зааплодировали, и когда Джеймсон и Квинтен пожали друг другу руки, я подошла к Валентине и обняла ее.
– Вы знали? – шепнула я.
– Нет. Иначе предупредила бы вас. Надеюсь, вы мне верите?
– Конечно. Вы единственная, кто понимает, каково это – быть на моем месте.
Она взяла меня за руки и отвела в сторону, к стене.
– Насчет прошлого вечера, – быстро зашептала она. – Я была совершенно вне себя. Иногда при беременности с вашим умом происходят странные вещи, и я…
– Вам незачем объяснять.
– Но я должна, – настаивала Валентина. – Я говорила несвязно, и вы не обязаны воспринимать мои слова всерьез. Кроме того, – добавила она, поглаживая живот, – мне было плохо сегодня утром. Потому я и опоздала. А это очень хороший знак.
– Поздравляю… Но вы уверены, что вы в безопасности?
Она кивнула, беря меня за руки:
– Теперь – да.
– Обещайте, что напишете мне. Я очень нуждаюсь в ваших советах. Например, как мне выжить, если моими детьми будут распоряжаться как пешками.
У меня слегка защипало в носу, и я изо всех сил постаралась справиться с этим.
– Понимаю… Представьте, под каким давлением я нахожусь постоянно… Но я напишу вам, как только смогу… хотя вам иной раз придется разгадывать мои намеки. Не думаю, что мои письма – мое личное дело.
– Да, понимаю.
– И будьте осторожны, Холлис. Заставляйте короля улыбаться, и все пойдет хорошо. – Она потянулась ко мне и поцеловала в щеку. – Мне нужно присмотреть за укладкой вещей. И отдохнуть, – с улыбкой добавила она.
Я присела перед ней:
– Ваше величество…
– Напишите сначала вы, – тихо попросила Валентина. – Тогда у меня будет повод ответить.
И она ушла, присоединившись к королю Квинтену, который бросил на меня последний осуждающий взгляд, прежде чем выйти за дверь.
Джеймсон прошелся по комнате, потирая руки, словно только что нанес решающий удар в турнире, а я улыбнулась ему – надеюсь, победоносно.
– Мой отец так и не смог добиться такого! – со смехом воскликнул Джеймсон. – А я рад, что вы высказались. Спасли меня, я ведь мог сказать что-нибудь лишнее этому старику.
– Нельзя же было довести дело до схватки, – заметила я.
Джеймсон снова засмеялся.
Прежде я воспринимала смех Джеймсона как некую награду; теперь он частенько казался мне просто шумом.
– Меня лишь удивляет, почему он пытается устроить будущее детей принца Хадриана, а не ребенка, которого, как я подозреваю, носит Валентина.
– Как все говорят, мотивы этого старика никто не в силах угадать. Странно и то, что он вообще решил сблизиться с нами, – ответил Джеймсон, беря меня за руку, чтобы увести в Парадный зал.
– Что вы имеете в виду?
– Большинство изолтенцев предпочитают жениться на своих, и их королевский род совершенно чист в этом отношении, никаких чужаков. И если он решил поискать для своего внука чужую принцессу, у него должны быть к тому очень серьезные причины.
– Интересно… Валентина говорила мне, что и Хадриан женится на ком-то из другой королевской семьи, – заметила я.
Однако я была слишком захвачена собственными чувствами, чтобы всерьез интересоваться чем-то еще. Я улыбнулась Джеймсону, стараясь спрятать печаль за шутками.
– В любом случае, – сказала я, – когда в следующий раз вы задумаете отдать наших детей в другое королевство, не затруднит ли вас предупредить меня до того, как я войду в комнату?
– Ох, Холлис, – усмехнулся Джеймсон, – но это же не наши дети. Они мои.
– Что?
Мне стоило немалых трудов удержать на лице улыбку.
– Те дети, которых мы произведем, – стрелы из моего колчана, и я буду распоряжаться ими так, как должен, ради блага Короа.
Он поцеловал меня в щеку, когда распахнулась дверь, и позволил присоединиться к моим фрейлинам. Делия Грейс явно прочитала написанный на моем лице ужас, когда мы все повернулись, чтобы уйти, но именно Нора взяла меня за руку. Ради соблюдения приличий я постаралась скрыть свои чувства, кивая встречным. И я справлялась с этим вполне успешно, пока не увидела Истоффов.
С ними были Норткотты – видимо, прощались перед отъездом, и я была рада видеть, что хотя бы Этан покидает нашу страну. Но тут же я поймала взгляд синих глаз Сайласа, и мой ум буквально прыгнул вперед, воображая детишек с такими вот изумительными глазами и моей оливковой кожей… Такие детки… Они могли бы быть моими…
Я поспешила дальше, пока никто не заметил, что я рыдаю.
