Тройка утомленно поднял руку. В свои одиннадцать он выглядел удивительно старым.
– Золотая магия – дело прошлое. Я ее не видел, но мне о ней рассказывали, и я не впечатлился. Нам пора думать о будущем, а не цепляться за прошлое. Я тебя проверил вначале: ты защищала других девчонок, ты веришь в них, а значит, сможешь ими руководить. – Тройка посмотрел на нее ясными прохладными глазами маленького Ястреба. – Чтобы драться в других деревнях, нужен кто-то, кто будет вести всех, не терять по дороге и вовремя пересчитывать. Я буду руководить парнями, ты – девочками. Ты подходишь.
– Да почему я-то?
– Я ведь уже объяснил, – раздраженно ответил Тройка. – Пять Семь Два сказал, ты была волшебницей и твоя мать тоже. Сказал, ты однажды оказала ему магическое содействие с какой-то печкой.
Гвен еще раз присмотрелась к рыжему здоровяку и с ужасом узнала Рыжика. Если время так изуродовало и ее, превратило в такое же огромное несуразное страшилище, то все еще хуже, чем она думала. Она покосилась на темную воду ручья в паре десятков шагов от них, но не нашла в себе мужества подойти и глянуть на свое отражение.
– Нам теперь не нужны Ястребы, чтобы нами командовать, – шептал Тройка. – И этот кудрявый выскочка не нужен, у него все равно ничего не выйдет. Мир уже не станет таким, как до Ястребов.
– Ты прям умный, мозгам в голове не тесно? – фыркнула Гвен.
– У меня было много времени для размышлений. Соглашайся, ну! То, кем мы были в детстве, уже неважно. Это – наша новая одежда. – Он подергал себя за вытертую рубашку. – Номера – наши новые имена.
– И все-таки почему я? – настаивала Гвен. До нее все еще не дошло. – Ты, кажется, ненавидишь все золотое, так зачем тебе волшебница, хоть и, допустим, бывшая?
Тройка снисходительно глянул на нее, будто она чего-то важного в жизни не понимает.
– Из тех, кто очень верил в золотую магию, а потом разочаровался, получались самые могучие игроки, – мягко сказал он. – Я увидел, как ты дерешься, и это подтвердило мою теорию. У тебя была магия, а теперь ты царапаешь и кусаешь противников так же, как все, и тебе это нравится. Тебе не нужен город, и этот чистенький Рюрик, и эти дешевые золотые трюки. Мы теперь – твое племя. Ты посодействуешь девочкам, если поможешь обеспечивать себя едой и находить достойных соперников, мы все равно больше ничего не умеем. – Он подумал и вдруг протянул ей руку. – Идем?
Гвен посмотрела на его бледную руку с обломанными ногтями. Он во всем прав: время золотых трюков, пожалуй, закончилось, она сама даже не помнит, как делала их, и все же… Она шумно, мокро втянула воздух, вспомнив, как дверь маминой комнаты открылась ей навстречу. Свежие простыни, коврижка на столе – мамин дом как будто ждал ее, хотел накормить, согреть и утешить. Гвен скривилась, чтобы не заплакать. Тройка бесстрастно наблюдал за ней.
– Моя мама, – хрипло начала она. Ей было неловко и странно говорить об этом, но она себя заставила. – Она меня любила. По-настоящему. Если бы она была жива, она бы меня полюбила даже такой.
– Не думаю. – Он спокойно пожал плечами. – И что с того?
Гвен медленно выдохнула. Она вдруг поняла, что самое главное для нее в золотой магии: не чудеса и трюки, не всеобщее восхищение и слава. Важнее всего была вот эта крупинка любви, которая столько лет ждала ее и не исчезла.
– Если я стану главной волшебницей, у меня будет полно анимы, – хрипло сказала она. Все вдруг стало ясно, даже странно было, что еще пять минут назад она сомневалась. – И тогда я смогу вернуть маму. Я хочу ее вернуть. Она вернется.
Тройка посмотрел на нее почти с жалостью.
– Вряд ли. Но, очевидно, ты глупее, чем я думал. – Он поднялся на ноги. – Я отзываю свое предложение. Если передумаешь, ко мне можешь не обращаться.
– Ой, какой гордый, – проворчала Гвен. – Не передумаю.
Но Тройка уже отвернулся, и Гвен тоже поскорее отвернулась, чтобы показать, что успела первой.
Парни и девочки, перестав драться, растерянно переминались с ноги на ногу и неловко поглядывали на соседей, словно старались без слов выяснить, собираются те последовать приглашению чудесного сияющего красавца или нет. Гвен еще несколько секунд смотрела на эту промерзшую нелепую толпу, а потом бегом ринулась вверх по холму.
Гвен боялась, что дверь в мамину комнату снова заперта, а если и нет, – что там уже не будет ни мебели, ни матраса и все это окажется сном. Но комната была все такой же: гостеприимно распахнутой, полной чудесных вещей, теплой и сухой. Гвен влетела в комнату, упала на колени перед большим ларем и, откинув крышку, начала лихорадочно в нем копаться. Ее детской одежды тут не было, и в первую секунду ее это расстроило, а потом она вспомнила, какой огромной теперь стала, и бережно коснулась аккуратно сложенного большого платья с вышивкой.
Какая же у мамы красивая одежда! Гвен стянула игровую форму Селения, изо всех сил растерлась шерстяным покрывалом, чтобы согреться, и натянула сначала белую рубашку, на нее – синее платье, а сверху – длинную шерстяную одежку шикарного оранжевого цвета. Ох, хоть бы не испортить! Надо будет потом постирать все это и, когда мама вернется, вручить ей обратно. Гвен завязала пояс и с удивлением поняла, что все мамины вещи теперь отлично подходят ей по размеру. Она натянула плотные новенькие валенки, которые нашла в углу ларя, и довольно покрутилась на месте.
Поход из Селения домой многому ее научил: когда уходишь далеко, надо взять с собой хоть немного вещей. Гвен расстелила шерстяное одеяло, положила в него запасное платье, пару рубашек, новые лапти, шаль и еще одно платье, легкое, но очень красивое: из прохладного светлого материала, такого тонкого, прямо страшно разглядывать, вдруг порвешь. Зато места оно занимало удивительно мало. Гвен завязала одеяло узлом, взяла его под мышку и потащила на улицу, жалея, что доела коврижку и не оставила ничего про запас. Ну да ладно: Большое Озеро, наверное, не очень далеко, а уж там ее накормят, когда увидят, на что она способна.
Гвен уже почти спустилась с холма, оставив дом позади, – и резко остановилась, с ужасом осознав глубину своей тупости. Чуть не ушла без… Она торопливо бросила узел на снег и бегом кинулась обратно к дому. Вот окно, из которого она выкинула чайку. Куда же та могла упасть? Гвен зашипела от досады, ругая себя на чем свет стоит за то, что вчера так гордо отвернулась от окна и не проследила за ее полетом. Какая же дура!
Ползать по скользкой от дождя, грязи и гниющих листьев земле оказалось так себе удовольствие. К тому моменту, когда среди жухлой травы что-то тускло блеснуло, Гвен уже исхлестали мокрые после ночного дождя кусты, валенки облепило грязью, руки покраснели от бесконечного переворачивания палых листьев, под ногти забилась земля. Гвен схватила чайку и прижала к себе.
– Извини, – прошептала она. – Я больше не буду.
Она боялась, что чайка обиделась на ее глупую выходку и потеряла магию, но, когда Гвен погладила выпуклую поверхность, пальцы потеплели, внутри красноватого металла вспыхнула и тут же погасла золотая искра. Уф, все на месте. Гвен бережно приколола чайку к верхней одежде, под отворот шерстяного воротника, так, чтобы ее было незаметно.
