Мышь коротко пискнула и встала на задние лапы, сердито глядя на Гвен. Глаза у нее были невероятно потешные: черные и блестящие, как маленькие драгоценные камешки. Глядя на мышь, Гвен чувствовала что-то теплое, прямо как от вида озера или деревьев. Она не сразу поняла, что это легкий, слабенький прирост анимы от созерцания красоты, а когда сообразила, чуть не подскочила. Как она могла про это забыть? В детстве она назубок знала: чем больше видишь прекрасного, тем больше магии накопишь. Конечно, не столько, сколько через помощь людям, но все же. Поэтому мама возвела себе красивый дом и сделала все, чтобы украсить деревню, поэтому она так часто выходила на рассвете на крыльцо, чтобы увидеть, как пробуждается лес.
Гвен аккуратно взяла мышь обеими руками и поднесла к лицу. Мышь пугливо замерла, но сбежать не попыталась, только обернула лапы своим длиннющим хвостом.
– Переведи ей, Ульвин, – хрипло сказала Гвен. – Ты прекрасное создание, и когда я верну маму, она все исправит. Сделает так, чтобы вы снова подружились с людьми и не голодали.
Ульвин что-то пропищал, и мышь навострила свои чудесные полукруглые уши.
– Но чтобы ее вернуть, мне нужно накопить анимы, а для этого надо остаться в тереме и всем тут понравиться. Мне велели избавиться от мышей, и я хочу с вами сговориться: мы поделимся с вами едой, а вы не могли бы хоть на недельку отсюда уйти? Пожалуйста!
Ульвин долго пищал, а когда закончил, Гвен протянула мыши три сухаря, которые дал ей вчера Слава.
– Гони орехи, – велела она Ульвину. – Ты не мог съесть все, их было полно.
Тот нехотя залез в узел и начал по одному вытаскивать орехи с самого дна. Мышь пискнула – и отовсюду выскочили ее собратья. Гвен восхищенно уставилась на них: все были пушистые и голохвостые, но в чем-то неуловимо разные. Они расселись в круг и начали торопливо расправляться с орехами и сухарями. Челюсти у них двигались мелко и часто, прямо как у Ульвина, когда он жевал.
– Вы не родичи? – весело спросила Гвен, посадив опечаленного потерей орехов Ульвина себе на колени.
– Родичи, – мрачно кивнул он. – Только я, кажется, разучился их защищать. Столько лет был таким же бессмысленным зверем, как они. И теперь мне немного жаль орехов, я хотел съесть их сам.
– Достанем тебе еще, – утешила его Гвен. – Но воровать больше нельзя, а то нас выставят, и я не верну маму.
Ульвин тяжело вздохнул. Они сидели и наблюдали, пока мыши не доели все до крошки. Когда еда закончилась, мыши хором пискнули и ровной вереницей потянулись к стене, в которой было прорезано окно. Гвен зачем-то помахала им вслед рукой – полузабытый, бессмысленный жест из детства. Мыши не обратили внимания: они прошествовали мимо коров, чинно дошли до стены и одна за другой юркнули под нее, хотя отсюда даже заметно не было, чтобы в стене была хоть щель. Какое-то время из-под стены раздавалось шебуршание, потом все стихло.
– Одно задание выполнено, – бодро сказала Гвен.
А потом встала, отряхнулась от сена и пошла к коровам. Она смутно помнила, что коровы молочника выглядели похоже: пушистые уши, вымя, хвост с кисточкой, нос с большими фыркающими ноздрями.
– Кажется, навоз люди раньше убирали, – мстительно объявил Ульвин, подойдя ближе. – И зарывали в землю, но зачем – не помню.
– А еще коров, кажется, водили гулять, – задумчиво протянула Гвен. – Их охраняли собаки. Наверное, довольно грустно вот так стоять целый день.
Коровы печально смотрели на нее, обмахиваясь хвостами, и Гвен погладила их нежно подергивающиеся уши. Судя по мохнатой шерсти, коровы могли бы гулять даже зимой – Гвен вспомнила, как они бродили по берегу реки, выедая из-под первого снега и палых листьев остатки травы.
– Как Рюрик или кто-то еще вообще ухитрились загнать сюда коров? – пробормотала Гвен. – Тут же двери нет, а лестница узкая. Смешные создания, как вы спустились? Ульвин, спроси их.
– Не могу, – вздохнул он. – Они не лесные животные, мы друг друга не понимаем.
Но Гвен уже нашла объяснение.
– Магия, – объявила она и хлопнула по бревенчатой стене. – Возможно, терем был создан, когда коровы уже стояли на этом месте. Кто же это мог быть? На такое нужна прорва магии, а от Рюрика даже теплом не веет! Ладно, выясню. А пока…
Она поискала в куче хлама, сваленного в углу, что-нибудь похожее на кадушку, нашла целых две, потом – лопату и начала деловито собирать в одну из кадушек коровий навоз. Потом зароет где-нибудь, раз уж люди так раньше делали.
– Я думал, ты будешь ужасно недовольна, – развеселился Ульвин, который удобно устроился на спине коровы. Той, судя по всему, было все равно. – Волшебники, насколько я помню, такими вещами не занимались.
Гвен пожала плечами. В Селении их вообще никто не спрашивал, хотят они прясть, драться или есть безвкусную еду. Когда весь навоз был в кадушке, Гвен набросала на пол побольше чистого сена и взялась за вторую кадку.
– Теперь молоко, – решительно заявила она. Много лет назад Гвен вылечила бычка, прямо в пасть ему руку засунула. Значит, точно сможет подоить одну милую смирную корову! – Все сделаю, и Рюрику придется меня поблагодарить. Или тому, у кого анимы просто завались, судя по этому терему.
Она подставила кадушку под вымя коровы и с тяжелым вздохом начала доить, смутно припоминая, как это делал молочник. Это оказалось делом непростым: молоко брызгало во все стороны, корова мотала головой и тревожно переступала с ноги на ногу. Похоже, ей было больно, вымя разбухло от того, что ее долго не доили, а может, это Гвен что-то не так делала. Промучившись минут десять, она устало опустила мокрые руки на колени. Все вокруг было залито молоком, а на дне кадки плескалось совсем немного. Корова волновалась и пыталась куда-нибудь уйти. Ульвин что-то причитал, сидя у нее на спине.
– Ладно, этот вопрос я тоже решу, – мрачно вздохнула Гвен и потащила кадушку с молоком наверх.
Попасть в зал, где обитал Рюрик, можно было, только пройдя по этой лестнице вверх, а по другой – опять вниз. По пути Гвен, не удержавшись, поднялась к двери, ведущей на третий, как назвал это Слава, «этаж», но она была по-прежнему заперта, а разглядеть при дневном свете, сияет ли что-нибудь под дверью, оказалось трудно. Гвен удобнее перехватила кадку и пошла в зал к Рюрику: показать свои хозяйственные успехи.
Она выглянула из-за знакомого со вчерашнего дня выступа стены и удивленно замерла.
Кажется, отбор кандидатов в жены и волшебники продолжался: посреди зала стоял нескладный высокий парень в игровой форме и что-то тихо бубнил. Рюрик стоял прямо перед ним, держа на раскрытой ладони яблоко. Гвен поразило то, что сейчас, при свете дня, Рюрик больше не выглядел настороженным и печальным. Она видела только край его лица, но выражение было заметно даже отсюда: мягкое, понимающее и доброе. Сейчас в нем невозможно было заподозрить Ястреба – то ли он отлично притворялся, то ли при свете дня, как некоторые волшебные существа, менял свое обличье.
