Разве в его объятьях есть возможность размышлять? Забываю о пауках, а это дорогого стоит.
Несет тебя лавиной, тормоза давно отказали, однако ты не паришься. Черт с ними, с этими тормозами. Плевать, как дальше. Просто продолжай. Не останавливайся. Быстрее и сильнее. Еще и еще.
О, Боже, ведь я была хорошей девочкой.
* * *
Будь это «тупо секс», неужели каждый новый раз получал бы высший бал по шкале оргазмичности?
Сухой процесс выглядит не слишком оригинально. С технической стороны — поцеловал туда и туда, погладил там и там. Мы не экспериментировали со всеми позами камасутры, но всякий раз происходил на грани, на изломе, над жерлом вулкана. Мы полыхали страстью. Всякий раз.
Хотелось верить, что нас связывало больше, чем классный секс.
Прошу прощения, оху*нно классный секс.
Фон Вейганду нравилось касаться меня, нравилось вдыхать аромат моих волос, прижиматься крепко-крепко. Иногда все было так мило и по-домашнему, что щемило под сердцем. Случались моменты, когда наши отношения казались нормальными. Например, он заваривал мне кофе по утрам, целовал в макушку и шел одеваться. Я завязывала ему галстук, готовила ужин, иногда из замороженных полуфабрикатов, а иногда из ресторана национальной кухни. Потом мы занимались… любовью? Ладно, тр*хались. Засыпая, он лежал на спине, а я на боку. Мне нравилось касаться его, проводить кончиками пальцев по широкой груди. Думать о счастливом семейном счастье, толпе наших детишек и домике в деревне. Пусть мечтать глупо, но оттого не менее сладко.
Сейчас фон Вейганд попивал виски, развалившись в кресле. Его взгляд неотступно следовал за мной, а я с рвением юного пожарного пыталась собраться на корпоратив. Оставалось полчаса до времени «Х». Признаю, время проходит незаметно, когда занимаешься ужасно неправильными вещами с шефом-монтажником.
— Это всё ты виноват! — строго заметила я, усаживаясь перед зеркалом.
На мне лишь нижнее белье и духи. Подобный наряд оставляет мало места фантазии. Невольно покрываюсь мурашками, представляя, как именно можно занять оставшиеся минуты.
Фон Вейганд молчит, рассматривает любимую игрушку из-под полуприкрытых ресниц с видом сытого кота. Конечно, почему бы не быть сытым после полуторачасового марафона?
Он любит причинять боль, любит наблюдать за тем, как мои глаза наполняются слезами.
Знаете, как закончилась игра в госпожу? Больно и горячо одновременно.
Я решила сопротивляться до конца, бороться, отстаивать права. Честно извивалась, выскальзывала, царапалась, кусалась, пиналась. Испробовала все известные мне приемы самозащиты, которые приходили на ум. Сражалась за победу.
И что? Думаете, это реально — не дать ему, если он решительно настроен взять?
Посмотрим правде в глаза: я не была счастливой обладательницей хоть какого-то пояса по каратэ, а мои навыки рукопашного боя сводились к нулю. Наивно рассчитывать на выигрыш, когда противник минимум в два раза тяжелее, гораздо крупнее, значительно сильнее и с легкостью скрутит тебя в морской узел.
— No good (Нехорошо), — сказал фон Вейганд, рассматривая плетку без должного одобрения.
Пристегнутая наручниками к спинке кровати, я не сразу сообразила, что это замечание относительно «качества» изделия. Шеф-монтажник изучил потенциальное орудие пытки, а после удрученно вздохнул. Не устраивал его китайский продукт, хотя как по мне…
Как по мне, я особо не думала в тот памятный момент. Я пыталась освободиться или сорвать спинку кровати. Не знаю. Дергала изо всех сил, не заботясь о целости и сохранности собственных рук. На меня накатил очередной приступ ослиного упрямства, вынуждающий биться головой о воображаемое стекло.
— I have better (У меня есть лучше), — задумчиво произнес фон Вейганд.
«Надеюсь, не здесь!» — взмолилась я высшим силам.
И забилась с удвоенным остервенением, но без особого успеха. Ни наручники, ни кровать не желали поддаваться.
— I will show you later (Я покажу тебе потом).
«Фух, отличненько, а то мы тут все распереживались», — облегченно вздохнул сонм внутренних голосов.
Спасибо за приятные перспективы. Ну, теперь можно расслабиться и получить удовольствие. Закурить не найдется?
Не успела я толком возрадоваться помилованию филейной части, как шеф-монтажник вытащил ремень и недобро ухмыльнулся.
Он мог быть нежным, покрывать легкими поцелуями от макушки до пяток, ласкать так, что замирало сердце, касаться, не стесняясь никаких запретов. Но в ту ночь для нежности не осталось эфирного времени. Моя задница обратилась в сплошную болевую точку.
Я кричу. Громче и громче. Снова и снова. Фон Вейганд не дает передышки. Десять ударов следуют один за другим, а после я сбиваюсь со счета. Это намного больнее, чем в предыдущий раз. Оказывается, пороть можно по-разному, и он в этом ремесле знатный специалист.
Партизан из меня фиговый. Не могу терпеть, стиснув зубы. Извиваюсь, пробую увернуться. Тщетно. Не хочу кричать, но иначе не получается. Честно пытаюсь сдержать вопли, однако бездарно проваливаюсь. Раскаленные змеи двигаются по ледяной коже. Голову сдавливает тисками. Закрываю глаза, сжимаю кулаки. Стараюсь не дышать. Но дыши или не дыши — одинаково больно.
Грохочет музыка, мои крики причудливо переплетаются с хлесткими ударами ремня, дополняют жесткую композицию. И мне кажется безумным то, что я возбуждаюсь, и лишь возбуждение помогает переносить боль.
Я всё равно хочу его. Хочу этого ненормального ублюдка. Хочу его всеми извращенными способами, которыми он способен взять. Я не люблю боль. Я люблю его. И если они продаются комплектом, так тому и быть.
Глаза широко распахнуты. Вижу темноту. Она касается меня, делает кожу гусиной, наполняет душу.
Фон Вейганд впивается в мое плечо зубами. Дико, по-звериному. Он… не могу подобрать подходящее слово… «тр*хает» — чересчур мягко, а «еб*т» — недостаточно грубо. Вероятно, нужного слова не существует. Не придумали еще глагол, способный адекватно отразить происходящее между нами в ту ночь.
Кажется, он поставил на мне клеймо без помощи огня и железа. Особую печать, которую нельзя свести, которой остается лишь покориться. Открыл новые грани и показал, как боль способна оттенить наслаждение, наполняя чувства новыми красками.
— Даже не думай! — строго заявляю и угрожаю ему пальчиком.
Макияж получился не слишком удачный, но сойдет. Встаю, направляюсь к шкафу, перебираю наряды.
У вас может сложиться неверное впечатление, будто кроме секса, мы ничего не делали. На самом деле мы делали многое.
Фон Вейганд работал, я часами смотрела на то, как он работает. В качестве обязательной программы — ели, пили кофе или чай, иногда вино. Он любил красное сухое. Еще мог выпить виски, но это редко.
