— All I want (Все, что я хочу), — снова напомнил он, тонко намекая, что пора приступать. Мы тут всё-таки не оборудование устанавливаем. Сроки никто продлевать не собирается.
Я перешерстила в мыслях свои скудные знания по предмету и пришла к выводу, что «неуд» неизбежен. Ладно, повысим квалификацию на месте.
Неуверенно обхватила орудие пытки пальцами. Теплое, пульсирующее, твердое. Закрыла глаза, чтоб было не так страшно, и коснулась его губами. Всё то же ощущение — пульсирующая твердость. Осторожно лизнула. Обвела языком. Ничего особо неприятного: ни вкуса, ни запаха.
Пальцы фон Вейганда нежно поглаживали мои спутанные волосы.
В голове щелкнуло. Включилось воображение, а чувство стыда атрофировалось. Я представила себя покорной рабыней у ног властного хозяина. От моего умения зависит моя жизнь. Если ему не понравится, меня казнят. Давай, детка, сражайся за победу.
Я сражалась. На голом энтузиазме. Мне даже начало это нравиться. Постаралась захватить его член поглубже, не так, чтобы до конца, но хотя бы наполовину. И тут его рука легла на голову, задавая ритм. Я начала задыхаться. Очень натурально, потому что по-настоящему. Мне не хватало воздуха, из глаз лились слёзы, а челюсти свело от напряжения. Это отрезвило от всех фантазий и приятностей. Его пальцы держали крепко, не давая совершить ни единого маневра к отступлению. Одна рука держит, вторая направляет. Меня просто насаживали на член. Тр*хали в рот, может даже еб*ли.
Всё оборвалось так же быстро, как и началось. Он с силой дернул меня за волосы, приводя в чувство, и положил на кровать. Я не могла ничего с собой поделать и рыдала, как последняя идиотка. Не думаю, что такое могло кому-то понравиться. Чуть позже я поняла, что он так и не кончил. Наверное, мои слезы подпортили всё настроение. Хотя нет. Его член был по-прежнему в полной боевой готовности. Я чувствовала бедром. Очень ощутимо.
— Sorry (Прости), — пробормотала я самое тупое из того, что пришло на ум. Меня до сих пор трясло.
Набралась смелости посмотреть в его глаза. Лучше бы не смотрела.
Ему нравилось. Я сразу поняла, что ему это всё нравится. Моя боль, унижение, слезы. Я видела, как горели возбуждением его глаза, чувствовала, как его губы собирают слезы с моих раскрасневшихся щек. Ему вся эта ситуация по кайфу. Тогда зачем он прекратил?
Вскоре мои ноги снова были широко раздвинуты, руки прижаты вверху над головой. И, не обращая внимания на слабые протесты, он вошёл в меня одним резким и точным движением, заставив закричать. А дальше… дальше он не остановился до тех пор, пока я не забыла собственное имя.
Мечты сбываются. Watch your back (Остерегайтесь).
* * *
Я проснулась от воспоминаний о прошлой ночи, когда самолет приземлился в Киеве. Шеф-монтажник явно не желал афишировать наши отношения. Он играл в равнодушие и суровую отстраненность.
Плохо помню, как мы селились в отель. Даже не помню, что это был за отель. Я всё думала, тр*хают меня или еб*т. Он не стал настаивать на продолжении банкета, вернее минета. Это определенно плюс. Но потом он опять меня тр*хал. Это минус? Мне всё-таки было больно. Не так, как в самом начале, но больно. Вот вам воистину вопрос жизни и смерти.
Пожалуй, разберу вещи завтра.
Я на автопилоте приняла душ и в очередной раз за день испугалась своего отражения в зеркале. Мелированные волосы который год не в моде, но я же не виновата, что мне чертовски идет мелирование. Особенно если взлохмаченные патлы причесать и аккуратно уложить. Брови приятной естественной формы, даже выщипывать не надо. На лицо больше выпускного класса не дашь. Если бы не синяки под глазами, вообще за красавицу могу сойти. Ох уж этот панда-стайл, выдающий хроническое недосыпание. Еще бы веснушки с носа прибрать и сам нос сделать ровнее, вот эту маленькую горбинку прибрать и ноздри чуток поуже. Кстати, губы увеличить не помешает, еще и грудь заодно. Ну, а цвет глаз я менять не стану. Светло-карий оттенок — самый сок. Как поплачу — от зеленых не отличить. Еще скулы у меня прикольные, хотя как разъешься, то щеки сразу в два раза вырастают, быстрее задницы.
Достаточно самолюбования. Пора спать.
Спать, спать, спать. И кто дал ему право кусать меня? Губа болит. Хорошо хоть, изнутри ранки, а не снаружи. Бухаюсь в постель, отрубаюсь практически сразу.
Из состояния полусна меня вырвал звук открываемой двери. Конечно, это был он. Мой мистер Секс. Я хотела что-то сказать, но он закрыл мне рот рукой, не давая произнести ни слова. Говорить он не намеревался, просто раздел меня, привел в нужное положение и сделал то, что хотел. Его не особо заботили мои чувства. Ни поцелуев, ни ласк. Только сам процесс. Собаки и те проявляют больше нежности при случке. Но это был он, и этого хватило.
Я текла самым бессовестным образом. Я была вся мокрая, даже когда он чуть не прикончил меня минетом. Что говорить сейчас, если всю дорогу я желала ощутить его внутри, несмотря на усталость и саднящую боль?
Мы кончили одновременно. Единственным проявлением нежности было то, что он вновь потерся бородой о мою шею. Вскоре я осталась одна в темноте. Абсолютно вымотанная и опустошенная. Я и не думала идти в душ. Мне хотелось сохранить его запах на теле и следы его спермы на бедрах. Я обняла подушку, представляя, что он всё ещё здесь: наблюдает за мной, проводит рукой по воздуху, почти касаясь кожи.
Глава 3
Утро — самое хреновое время дня. Знаю с детства. Будь моя воля, я бы всё утро спала, а функционировала исключительно ночью. Тем не менее годы дрессировки будильником брали своё. Выработался условный рефлекс подрываться с постели ни свет ни заря.
Первым делом я вспомнила, что забыла включить телефон, когда мы приземлились в Киеве. Пришлось выслушать гневную тираду от мамы. Описывать подробности смысла не имеет, всё сводилось к стандартному «как ты могла!». Из-за нежелания оправдываться или нападать пришлось признать себя плохой дочерью.
На самом деле было стыдно и гадко. Ночью не осознаешь того, что всплывает на поверхность при свете дня. Это происходило не со мной. То просто не могла быть я, хорошая и скромная, со всех сторон исключительно положительная девочка. Всё ужасно неправильно. Хотя… Возможно, так чувствуют себя актеры, когда им предлагают роль, выбивающуюся из привычного амплуа. Однако новая роль — это совсем не плохо. И кто сказал, что от неправильных вещей нельзя словить кайф?
На завтрак меня позвал немецкий переводчик. Видя его смиренное доброжелательное лицо, я в очередной раз пожалела о низменности собственных инстинктов. Он был человек верующий, одухотворенный, в определенной степени возвышенный. Пусть слегка двинутый и местами занудный, но временами мы все ужасные зануды и двинуты один хуже другого.
Фон Вейганд оживленно общался с Ригертом, а увидев меня, ограничился сухим «хэллоу» и возобновил беседу. Я постаралась не огорчаться, борясь с отчаянным желанием закатить истерику.
