Еще немного — металл проникнет под кожу.
— Дай испить твою боль и твое наслаждение, — зубы смыкаются вокруг соска, жадный рот ловит биение мятежного сердца.
Сталь опускается ниже, смазанными зигзагами следует к животу, будто змея оплетает тугими кольцами. Оставляет багряный узор, лишь слегка вспарывает, не погружается внутрь, выпускает на волю терпкое вино.
— Нет ни добра, ни зла, — влажный язык вдоль влажной дорожки, до помутнения рассудка, до парализующего озноба. — Есть плоть и то, что я желаю сотворить.
Сдавленно кричу:
— Пожалуйста! — содрогаюсь в истерике.
Окутана льдистыми нитями ужаса, пленена огненными нитями жажды.
— Чувствуешь запах? — фон Вейганд отстраняется, показывает окровавленное лезвие, радостно улыбается, совсем по-мальчишески. — Познай и вкус.
Крадет утробный вопль, накрывает ладонью изломанный рисунок трепещущих губ.
— Сладкий вкус боли.
О, Боже, нет, не надо, нет…
— Боли глубоко в тебе.
Краткий миг — что-то обрывается, ударяется с оглушающим грохотом, ранит и взрывается, но не приносит вожделенного избавления от жутких мучений.
Клинок во мне. С необратимой резкостью окунается в похотливый жар пылающего лона. Безжалостно терзает внутренности, проникает глубже и глубже, снова и снова, в бешеном, хаотичном, яростном ритме.
В ритме смерти, в ритме жизни.
Сталь насилует и пытает, срывает запреты, исторгает иступленные стоны. Стоны агонии, неистовой страсти стоны.
Это не больно.
С ним мне не больно.
Почти не больно.
Все оправдано, все того стоило. Экстаз не подчиняет, экстаз открывает путь на вершину. Туда, где свобода не призрачна, а материальна, ощутима тактильно. Где можно стиснуть ее полу видимую хрупкость в дрожащих пальцах.
Вспышки кардиограммы затихают, истекаю кровь и улыбаюсь.
Счастливо, искренне, по-настоящему.
…And I'll enjoy making you enjoy it…
…И я буду наслаждаться, заставляя тебя этим наслаждаться…
— Бл*ть! — проносится благим матом по салону самолета. — Бл*ть, п*здец, бл*ть.
Надо мной маячит обеспокоенная физиономия Дорика.
— Are you all right? (Ты в порядке?) — спрашивает в лучших традициях тупых ужастиков.
Неужели не заметно, что мне кайфово. Ну, любит человек ни с того ни с сего заорать посреди полета. У каждого свои маленькие чудачества.
— Of course, not, (Конечно, нет,) — раздраженно фыркаю в ответ и вызываю стюардессу со стаканом воды. — And I don’t think I will ever be all right after such a nightmare. (И не думаю, что я когда-нибудь буду в порядке после такого кошмара.)
— What happened? (Что случилось?)
Если опишу в красках, ты поседеешь, братан.
— F*ck, (Еб*ть,) — отмахиваюсь. — Just f*ck. (Просто еб*ть.)
Ну, вот скажите, откуда мне было знать, что под «адскими развлечениями» фон Вейганд подразумевает романтический просмотр пары-тройки частей Hellraiser*?
* «Восставший из ада» — культовый фильм ужасов, представляющий собой экранизацию одноименного произведения Клайва Баркера, существует несколько частей и римейков (в сцене кошмарного сна курсивом выделены очень вольно перефразированные цитаты из фильмов, сама сцена никакого отношения к фильмам/книге не имеет) (прим. авт.)
Представьте, ваш парень томно смотрит на вход в подземелья, где у него спрятаны оригинальные садо-мазо игрушки, а потом качает головой и говорит:
— К черту банальности, камера пыток никуда не убежит. Давай возьмем тортик, конфеты, мороженое, чипсы, копченую колбасу с эклерами. Запремся в комнате с огромным теликом и порыдаем над мелодраматическими фильмами.
Ну, ладно. На самом деле, фон Вейганд ограничился скромным предложением заценить любимое кино, без дополнительных спецэффектов.
Откуда же мне было знать, что его любимое кино «Восставший из ада»?
Хотя… могла догадаться.
Нельзя так поступать с неокрепшей психикой, ведь мое воображение выдает кадры покруче, чем в ужастиках.
Как теперь спокойно спать по ночам? Как, вообще, жить дальше?
— Thank you, (Благодарю,) — рассеяно киваю стюардессе, моментально осушаю стакан до дна и прошу добавки.
Эх, отвыкла летать эконом-классом. Будь мы на борту частного самолета, то алкоголь любой степени крепости был бы к моим услугам. А так остается довольствоваться малым.
— Дом, милый дом, — прилипаю к иллюминатору.
Впрочем, до реального дома нам еще на такси ехать. Но уже скоро пойдем на снижение. Осталось всего ничего, минут десять.
Сколько лет, сколько зим. Будто и не уезжала.
Интуитивно чувствую приближение Родины. Ни хорошей, ни плохой. Той, которую не выбирают, и от мысли о которой сладко замирает сердце.
***
Таможня пройдена, Дорик отыскивает чемоданы, а я тихо млею от счастья, жадно рассматриваю окресности.
Знакомый аэропорт, толпы народа снуют повсюду.
Что же со мной творится?..
Пробирает до дрожи, до слез, до кома в горле. Хочется упасть на колени, хочется целовать землю. Обнимать случайных прохожих, истерически хохотать.
Но чего-то вроде не хватает.
Странно и совершенно непонятно.
— Съеб*ла на хр*н отсюда, — грубо толкает в плечо посторонний мужик, чуть не сшибает меня с ног. — Дай приличному человеку пройти, тупая корова!
Вот оно. Теперь точно идеально.
Улыбка расцветает на губах.
Теперь я действительно дома.
Глава 11.3
Проснись, Нео.
Матрица поимела тебя.
Не грусти. В конце концов, это не досадная случайность, это печальная закономерность. А то, что суждено и выверено естественным отбором, обжалованию не подлежит. Остается принять и понять, обтечь и смириться, ползти дальше, уперто прогрызать путь, сквозь тернии к звездам.
Реальность редко оправдывает ожидания. Необязательно твои, необязательно мои. Самые разные ожидания.
Наблюдай крушение надежд в режиме онлайн. Каждый день, каждую минуту, двадцать четыре часа в сутки, без выходных, без перерывов на обед.
Реальность, вообще, паршивая штука, от которой легко и удобно скрыться за пушистыми облаками сладостных мечтаний.
Заслоняй взор туманными грезами, затыкай рот пафосом. Будто это поможет, будто больше не страшно. Валяй, делай все, что угодно, только бы не осознать. Только бы не очнуться в холодном поту, с ужасом понимая, — бредишь наяву. Или даже хуже — не бредишь.
