— Я описался, утратив остатки надежды, не верил, что успею добежать, лишился мотивации, — картинно вздыхаю. — У меня депрессия, это все явно не для меня, я писался уже пять раз, все равно не успею добежать.
Терпим недолго, взрываемся хохотом.
А дальше как-то не до смеха — дама преклонных лет в латексном корсете и кожаной юбке, парень, ухвативший меня за щиколотку под столом, мужчина, с порога покрывший потенциальных работодателей матом.
Ну, в принципе, нас часто посылают, дело привычное. Но вот посыл прямо с порога испытали впервые.
Впрочем, кандидатов мы набрали быстро, почти в рекордные сроки. Осталась сущая ерунда — запустить механизм, привести корпорацию в действие и вдохнуть в нее жизнь.
***
Домой не хотелось. Там Дориан и стандартное вранье, там подготовка к ненавистной свадьбе, там покоится с миром мобильный телефон, на который фон Вейганд все никак не дозвонится, поскольку и не собирается звонить.
Хотелось французскую булочку и прогуляться по родному городку. От ежедневного общения с кучей разных людей уже тошнило, поэтому я сбежала даже от Маши и в гордом одиночестве отправилась на поиски так поднимающих настроение калорий.
— Слойку с ветчиной и сыром, — делаю заказ, не глядя на продавца. — Плюс капучино, все беру с собой.
— Лора? — словно разрядом тока.
Нервно веду плечами, отрываю взор от соблазнительного изобилия сдобы.
— Анна? — испытываю не самые приятные эмоции.
Девушка выглядит жутко: измотанной и усталой. Явно похудела, явно поражена встречей, явно недовольна собственной партией в булочном отделе.
— Как дела? — спрашивает между делом, пакуя заказ.
— Нормально, — оплачиваю покупку. — Как твои?
— Хорошо, — кивает с отсутствующим видом.
Обмениваемся бесцветными «пока», расходимся, будто в море корабли.
Что за фигня? Почему снова хреново на душе? Зачем опять ищу причину в себе?
Я не должна испытывать угрызений совести, не должна грузиться и страдать. Это не я предавала и продавала, шла на выгодные сделки. Это не я, наплевав на честность и порядочность, отринула всякие сомнения и позабыла о чистоте кармы.
Тогда… в чем проблема?
Наматываю круги по малолюдному парку, нарываясь на встречу с маньяком. Усаживаюсь на уединенную лавочку, расправляюсь с кофе и слойкой. Размышляю много и долго, но не прихожу к заветному консенсусу во встревоженном внутреннем мире.
Ноги сами несут обратно, на порог булочной, поджидать, пока закончится рабочая смена Анны. Пользуясь удачной возможностью, в ближайшем киоске отовариваюсь пачкой сигарет и зажигалкой. Стою, курю, пытаюсь упорядочить разбушевавшиеся мысли.
Фон Вейганд бы прибил за эту пагубную привычку. Но он слишком далеко, руки коротки, не дотянется.
Пытливым взглядом выхватываю знакомую фигурку.
— Анна, — окликаю, жестом намекаю подойти.
— Лора, — губы улыбаются, а в глазах нет и намека на радость.
— Наверное, надо начать сначала, — усмехаюсь, делаю затяжку.
— Как твои дела?
Отворачиваюсь, выдыхая дым в сторону.
— Ты в обиде? — осторожно прощупывает почву. — Зла на меня?
— Нет, — снова затягиваюсь, пробую вернуть баланс. — Если бы я злилась, то пожелала, чтобы сценарий твоей жизни написал Джордж Мартин.
— Тогда что? — правильно понимает мой настрой, печально заключает: — Не доверяешь.
— Да, — бросаю сигарету, с остервенением топчу бычок. — Кажется, слойке с ветчиной и сыром доверяю больше, чем тебе.
— Лора, пойми, я сама не знаю, как это произошло, и… просто не было выбора, они сказали, что… они заставили…
Боже, прекрасно помню те видеозаписи. Прекрасно помню похвальную инициативность в изобретении лжи для моих родителей.
— Они обещали обучение сестре, престижную должность, деньги…
Деньги. Ну, естественно, никто не устоит.
— А потом я потеряла все, в один момент приказали собирать вещи и убираться, и молчать о происшедшем, — завершает сбивчивую историю. — Сейчас мы едва сводим концы с концами, на работу меня нигде не берут, постоянно отказывают. Только здесь удалось устроиться, но платят ужасно мало.
— Совсем нигде? — уточняю вкрадчиво.
— Нигде, — повторяет с пугающей безнадежностью и спрашивает: — Что происходит? Что теперь делать?
— Понятия не имею, — не в силах воздержаться от нервного смешка. — Наверное, молчать. Поверь, это жуткие люди, им не стоит действовать на нервы.
Намереваюсь уйти, убежать подальше отсюда.
— Лора, я, правда, не хотела ничего плохого, — хватается за мой рукав, словно за спасительную соломинку.
— Правда? — решительно отстраняюсь. — Правда и ты — несопоставимые вещи.
Пора забыть и отпустить, перевернуть измятый лист или вырвать и сжечь. Убираюсь прочь. Очень стараюсь убедить себя, что на Анну мне глубоко плевать.
***
— Скучал? — интересуюсь чуть слышно.
— Ненавидел, — возвращает любезность.
— Почему не звонишь? — пропускаю колкость мимо ушей, просто наслаждаясь любимым голосом.
— Занят, — произносит сухо.
— Как успехи? — не унываю.
— Отлично, — заявляет коротко.
— Может, перестанешь притворяться ублюдком? — использую иную стратегию.
— Может и перестану, когда сообщишь, что тебе действительно нужно, — моментально выводит партизана из подполья.
— Анна…
— Нет, — прерывает грубо. — Даже не начинай, не трать красноречие.
— Пожалуйста, это же…
— Никогда, никакой помощи, — звучит категорично. — Если не хочешь, чтобы я разобрался с ней по-настоящему.
— Но она…
— Что с проектом? Прибыль пошла? — не желает слушать, переводит разговор на другую тему.
— Не пошла, но…
— Думай о себе, — отрывисто бросает на прощание и отключается.
Дорик мирно похрапывает в соседней комнате. Сижу в кромешной темноте на голом полу возле кровати, крепко сжимаю мобильный в леденеющих пальцах.
Фон Вейганд прав, нужно думать о себе, и я думаю, регулярно. Нет, серьезно. Я, вообще, неисправимая эгоистка.
Смотрю на аккуратные стопки наличных, снятые в банке на благо бизнеса. Отчетливо понимаю, что не сдержусь, что нет смысла сдерживаться.
Я есть я, не поменяюсь.
Считайте это отступными для успокоения совести, считайте это проявлением глупости. Завтра утром Анна получит некую сумму. Хотя бы немного.
