— Никакой информации ни в прессе, ни в Интернете, ни по телевизору. Сплетни тщательно курируют. Ты никак не могла узнать об исчезновении Ксении. Ты в Одессе. Кто-то другой должен был это сделать, — с наслаждением разносит в пух и прах слабую оборону. — Мои люди ведут наблюдение, изучают подозрительных посетителей дома. Существует список тех, с кем они беседовали.
Дерьмовый прокол.
— С твоим шпионом точно беседовали, — подводит итог. — Его будет легко найти.
Леониду п*здец.
Ну, ладно.
Нечего переживать по пустякам. Парень много косячил и заслужил любую расправу.
Совесть? Сбегаю на рынок, продам бедняжку. Ни капли не раскаиваюсь, глаз у меня не дергается, под ребрами не скребет.
— Расслабься, — настоятельно рекомендую фон Вейганду сбавить обороты, пускаясь в дебри бесполезного блефа: — Мне никто не помогал, ни одна скотина. Но Гай Мортон — отличный вариант! Воспользуюсь им. Позвоню несостоявшемуся любовнику, пусть выручит по старой памяти. Вдруг парниша в курсе папочкиных дел? Вдруг поведает о мифическом острове?
— Валяй, продолжай расследование, — с легкостью уступает, заверяет мрачно: — Я обязуюсь подготовить подземелья к твоему возвращению. Куплю несколько новых игрушек на свой вкус. Наглядно продемонстрирую истину, которую ты столь отчаянно стремишься познать.
Заманчивая перспектива.
Плотно прижимаюсь спиной к стене, поборов трепет ужаса невероятным усилием воли, счастливо улыбаюсь и абсолютно по-хамски заявляю:
— Звучит не очень впечатляющее, особенно учитывая расстояние между нами.
— С шутками покончено, — в голосе слышится угроза.
— Нет, мы лишь дожидаемся десерта, — опускаюсь на пол, закрываю глаза.
Ярость побеждает страх, толкает на хлипкий мост, изувеченный временем и чередой недавних потрясений. Мост, соединяющий разум и чувства.
— Значит, мне светит подвал. За авантюризм. А как на счет Дианы? Какой приговор светит за ответы на чужие звонки? — гнев отнимает остатки самоконтроля. — Если моя ревность безосновательна, то чем ты занимался таким важным, что оставил телефон без присмотра?
— Принимал душ, — ровно и спокойно, без намека на эмоции.
— Прикалываешься? — в горле сухо.
— Ты просила правду, ты ее получила, — продолжает невозмутимо. — Понравилось? Понимай и принимай. Остальные вопросы останутся риторическими.
— Вот так просто сообщаешь, что потрахался и пошел в душ? — больно в сердце.
«Технически он не сказал, что трахался», — вставляет ремарку беспристрастный судья внутри.
— Могу послать Дорика и конспирацию, ср*ные планы на будущее и греб*ный бизнес, отменить свадьбу к чертям собачьим и никогда не приехать обратно, — ледяной озноб сотрясает тело. — Ясно? Вообще, никогда.
— Ясно, — веет морозным холодом. — Можешь, но не будешь рисковать.
— Почему?
— Потому что я везде тебя достану, — хрипло, будто звериный рык: — Потому что ты моя.
— А как же Диана? — гнев успешно пожирает вспышку преступной слабости. — Легкий флирт? Она занимает почетный караул под дверью ванной комнаты, вы извращаетесь исключительно вербально? Ах, нет. Загвоздка в другом. Правильно? Раньше ее трахал Мортон, а ты не опустишься до того, чтобы трахнуть после него. Угадала?
Выдерживает паузу, оглашает результат:
— Не угадала.
— Неужели? — сомневаюсь.
— Если бы ты узнала, что именно произошло между лордом Мортоном и Дианой Блэквелл, ты бы очень пожалела о своих словах, — его голос наполняется неизвестными нотами, полностью меняет тональность. — Хорошо, что не узнаешь.
— Не расскажешь, — скорее утверждение, чем вопрос.
— Даже не думай об этом.
Ну, прелесть же.
Действительно — зачем думать о том, как твой любимый мужчина принимает душ с посторонней женщиной под боком? С безумно красивой и сексуальной женщиной. Зачем грузиться тем, что он оберегает чужую барышню, искренне беспокоится, холит и лелеет, словно экзотическое тепличное растение? Зачем обращать внимание на то, как ставит тебя на место, лишь стоит задеть ее честь, и как резко меняется его голос, когда о ней заходит речь?
Реально, зря понтуюсь, нет никаких поводов для волнения.
Фортуна имеет вас? Не напрягайтесь, не страдайте. Постарайтесь получить удовольствие.
Простите. Не бывать этому, пока я жива. Не уступлю, не прогнусь. Не намерена мирно обтекать.
— Объявляю ультиматум, — шумно выдыхаю, делюсь подробностями: — Либо ты открываешь мне всю правду, какой бы она ни была. Либо… ты молчишь, и я молчу. Не говорю ничего.
— Должно страшно прозвучать? — насмешливо бросает фон Вейганд. — Не похоже на ультиматум. Наоборот, манна небесная.
— Значит, ты не против, что мы больше не будем разговаривать? — тоже смеюсь. — Спасибо и прощай. Точнее — прощай или вспоминай то, что хотел мне сообщить. В деталях, а не только про душ.
Нажимаю на сброс вызова, отключаю мобильный.
This is war. (Это война.)
Нельзя проиграть.
Ставка слишком высока, ставка дошла до предела.
All in. (Ва-банк.)
Под хрупкой коркой тонкого льда полыхает адский огонь. Жерло спящего вулкана вновь пробуждается к жизни. Карательное пламя, затаившееся на дне, отчаянно рвется на волю, томится и терзается, распахивает жадные до крови челюсти, выпускает острые когти хищника, мечтательно взирает на манящее серебро Луны и воет.
Воет от голода и боли. Воет так, что стынут горящие жилы.
Я и есть это пламя. Я есть огонь. Я есть Ад.
Глава 13.2
Однажды прочла любопытное выражение.
«Часами просиживать в Интернете и гордиться тем, что не смотришь телевизор, все равно, что сидеть на героине, и радоваться, что не употребляешь алкоголь».
Смехота, агась?
Меня зовут Лора, и, к сожалению, я не сижу на героине.
Ситуация обстоит гораздо хуже.
Я безнадежно подсела на Александра фон Вейганда, и теперь меня жутко ломает.
В городе холодно. Без тебя.
Внутри пусто. Без тебя.
Ощущение, будто летишь по трассе, выжимая сто пятьдесят километров из запоротого движка. Ощущение, будто скользишь по встречной, другие авто противно сигналят, а дождь идет стеной, заслоняет обзор. Ощущение, будто все вокруг застилает густой вязкий туман, фары выключаются и отказывают тормоза.
Ощущение, будто умираешь.
Причем сегодня агония длится мучительно медленно, практически бесконечно, а завтра занимает одно мгновение.
