Ночь. Улица. Балкон. Всего лишь декорации.
Миг откровенности. Миг обнажённых чувств и оголённых нервов. Миг предельного напряжения. На объятой софитами сцене.
Признание. Ну, почти.
— Трахай, — прижимаюсь ближе, жажду абсолютной наполненности. — Люби.
— Разрешаешь? — уточняет вкрадчиво.
— Да.
А снег идёт. И тает на губах. Охлаждает жар плоти, но не остужает пламя страсти. Не гасит эмоции, придаёт им остроту.
Да, да, да… о, да!..
Не останавливайся, не замирай. Двигайся дальше. Грязно и грешно, порочно и развратно.
Падай.
Взрывай космос, выворачивай Вселенную наизнанку. Увлекай далеко за грань, раскалывай реальность, срывай печати скучных условностей. Не сомневайся ни мгновения.
Падай.
Уничтожай правила, сокрушай запреты. Наслаждайся свободой, вкушай удовольствие дикое и прекрасное, токсически опасное. Не медли ни секунды.
Падай.
Воплощай первобытный грех в бешенном ритме. Быстрее и сильнее. Жёстче. Не ведая пощады.
— Господи, — повторяю точно заведённая. — Господи, боже мой.
Возвращайся к истокам. Туда, откуда мы навечно изгнаны. Выше рая, ниже ада. Прямо в проклятые чертоги Эдема.
Падай.
Не смей отступать, не раздумывай дважды. Держись крепче, не разжимай объятий.
Падай.
Погружайся в раскалённое пламя святости, трепещи под ледяным дыханием вечности. Пробуждайся ото сна, рви оковы, отрывайся от земли.
Падай.
And I fall to pieces. (И я разлетаюсь на осколки.)
Почти отключаюсь от ослепительной вспышки. Соображаю с трудом.
Кричу, потому что не кричать невозможно. Жидкий огонь проникает в кровь, движется по спирали, вынуждает выгибаться и содрогаться от болезненно-сладких спазмов.
Но фон Вейганд не спешит присоединиться, испить из одной чаши. Жадным ртом прижимается к моим приоткрытым губам и хрипло шепчет:
— Ты спрашивала, кто я, — ухмыляется. — Покажу наглядно.
Как?
— Это только начало, — обещает насмешливо.
Что?
— Тебе понравится, — целует алчно, вторгается и мигом берёт в плен, пожирает без остатка, а после иронично бросает: — Должно же тебе хоть когда-нибудь понравиться.
О чём он?
Теряюсь в догадках. Если бы мозг не превратился в желе окончательно, возможно, уловил бы суть. Но сейчас я совершенно беспомощна и ни на что не способна. Фиксирую всё, будто со стороны, поверхностно, не вникая.
Фон Вейганд не выпускает меня из стальной хватки, не покидая трепещущее тело, несёт обратно в номер отеля. Осторожно ступает по осколкам, боится ранить драгоценную ношу. Минует просторную комнату и узкий коридор. Замирает ненадолго, а потом толкает дверь коленом.
Не могу рассмотреть обстановку. Всё сливается, расплывается перед глазами. Взгляд расфокусирован.
Это только начало.
Раздаётся эхом на уровне подсознания снова и снова. Когда смысл фразы раскрывается во всей своей пугающей красе, жуткий холод пробирается под кожу, надёжно сковывает тело изнутри, доводит разум до немой истерики.
До агонии.
Не могу шевелиться, не могу противиться. Ничего не могу. Даже думать.
Теперь я действительно кукла. Неподвижная, фарфоровая. Проклятая, обречённая на погибель. Разогретая до предела, готовая к любому, самому извращённому способу употребления.
Неужели?..
— Нет! — жалобно протестую, лишь стоит фон Вейганду отстраниться.
— Тихо, — он предупреждающе прикладывает палец к моим губам.
— Нет, нет, нет… — твержу будто заклинание.
Кажется, умираю.
Раскалённый член покидает пылающее лоно.
Только не сейчас. Нет, нет, нет. И ещё раз — нет.
— Хочу, — умоляю надрывно. — Опять, пожалуйста.
— Позже, — укладывает меня на кровать, легонько хлопает по щеке, словно желает привести в чувство. — Потерпи.
— Не надо терпеть, — облизываю губы. — Сейчас.
Фон Вейганд смеётся. Наблюдает за мной, слушает мольбы. Намеренно оттягивает неизбежное, упивается моментом.
— Хочу, — сжимаю кулаки так, чтобы ногти впились в ладони.
Боль отрезвляет, но ненадолго.
Стараюсь отвлечься, попутно вернуть контроль над собственным телом. Рассматриваю комнату невидящим взором. Контуры мебели теряются в кромешной темноте. Спиной ощущаю мягкий матрас, на выявление остальных деталей не способна.
Тщетно пытаюсь собраться, бездарно проваливаюсь.
— Чего ты хочешь? — горячие пальцы касаются напрягшейся шеи, нежно ласкают.
Кровать пружинит под тяжестью веса.
— Расскажи, — следует приказ.
Фон Вейганд замирает между широко разведёнными бёдрами, медленно поглаживает дрожащие колени. То устремляется выше, то возвращается обратно. Дразнит и дурманит, растягивает пытку, делает ожидание невыносимым.
— Не молчи, — издевательски шепчет на ухо, прижимается теснее, дразнит: — Говори.
Не выдерживаю, срываюсь.
Хватаюсь за галстук, точно за поводок. Притягиваю зверя ближе, за горло.
— Да оттрахай же меня, наконец, — обжигаю прерывистым дыханием. — По-настоящему.
Замечаю тень удивления в чёрных глазах, торжествующе улыбаюсь и сладко прибавляю:
— Вы*би мою душу.
Неужели я это произнесла?! Неужели посмела?..
Ох, не стоило.
Впрочем, сожалеть поздно.
— Отлично, — фон Вейганд довольно скалится, совсем не выглядит смущённым. — Исполню твоё желание с превеликим удовольствием.
Не нужно, давай перемотаем назад, внесём поправки. Подумаешь, пошутила. С кем не бывает? Эй, предлагаю переиграть.
— Течная сучка, — смакует каждое слово.
Снимает галстук, медленно оплетает мои запястья плотной тканью. Заводит руки за голову, привязывает к спинке кровати.
— Грязная похотливая шлюшка, — откровенно кайфует.
Машинально пробую освободиться, но затея заведомо провальная. Сбежать не позволят. Разве только на пару с резным изголовьем роскошного ложа.
— Не трать силы, — советует елейно. — Они ещё понадобятся.
— Для чего? — упрямо пытаюсь вырваться, сбрасываю путы оцепенения, активно извиваюсь и дёргаюсь. — Какого…
Он закрывает мой рот поцелуем, не позволяет вымолвить ни слова. Терзает губы ровно до тех пор, пока не начинаю таять и расплываться вновь.
