Кричу, когда фон Вейганд проникает в меня мощным толчком, овладевает жадно и ненасытно, жестко и жестоко, под стать нашим кровавым поцелуям, безжалостной алчностью которых можно убивать наповал.
Вечно голодные тела сплетены жарко, греховно, покоряют друг друга, сходятся в схватке, где нет победителей и проигравших. Души спаяны воедино, скованны и заключены навечно. Неразрывно и неразлучно, существуют неотделимо, научно необъяснимо.
Металл за спиной, металл на губах. Внутри нас, в наших сердцах.
Дело не в сексе.
Глубже.
Не отпускает.
Не отпустит никогда.
Глава 3.1
Добро пожаловать на темную сторону, Энакин.
Все порядочные люди оказываются здесь, сами того не подозревая. Это не значит, что мы стали по-настоящему плохими. Это всего лишь намекает, что мы теперь не слишком хорошие.
From virtue to vice…
В затхлости подземелья, под мрачными сводами темницы, на ледяных каменных плитах, пропитываюсь мученьями загубленных душ. Задыхаюсь и наполняюсь неведомой силой. Плененная тяжестью палача, терзаю натянутые канаты мышц ногтями, пытаюсь взять верх на чужой территории.
Смертоносный вихрь оттенков в наших горящих глазах. Зрачки расширены, отражают животную похоть. Яростная пульсация крови в сердцах, скованных одной цепью. Тугие удары по взмокшим от напряжения вискам. Голодные поцелуи вспарывают свежие раны, пускают яд по венам.
Заключенная вне человеческого облика. Отринув сомнения и страхи, уступаю животному инстинкту, выпускаю новую себя из клетки. Очертя голову, бросаюсь в темные воды.
…Из добродетели в порок.
Зачастую мы с маниакальным усердием бросаемся на поиски ответов, разбираем ситуацию на молекулы, сопоставляем и советуемся с бесчисленным количеством мнений, собираем важную информацию по крупицам, роем настолько вдохновенно, что земля под ногами дымится от гиперактивности.
Тщетно стараемся?
Плевать, будем копать дальше и глубже, быстрее и веселее.
Однако иногда разумнее сбавить обороты и основательно взвесить доступные факты, воспользоваться природной смекалкой или остатками здравого смысла. Понять, что в мире существуют такие двери, которые нельзя открывать, и задачи, которые выгодно оставить без решения. Исключительно в целях сохранения собственного ментального здоровья. Пока безумный синдром не подчинит тебя.
Приходит черед сделать передышку, остановиться и подумать, проанализировать происходящее и нервно перекурить, сминая сигарету в дрожащих пальцах.
А, впрочем, может быть слишком поздно. Проблематично повернуть время вспять и практически невозможно изменить развитие событий, когда болезнь вольготно обосновалась внутри, пускает корни все глубже и глубже.
Unter deiner Haut…
— Я сдерживался, — фон Вейганд грубо тянет за волосы, вынуждая вскрикнуть и запрокинуть голову назад. — Я и сейчас сдерживаюсь.
На коленях, голая и покорная, но не сломленная. Дерзкая настолько, что подчиняясь, бросаю вызов.
— Знаю, — зеркально отражаю знакомую ухмылку.
Он тоже стоит на коленях, не спешит раздеться окончательно, крепче притягивает меня, прижимается сзади.
— Неужели? — хрипло, почти рычание.
Его пальцы нежно скользят по моей груди в неторопливой ласке, а потом резко сжимают соски. Не кричу, лишь утробный стон срывается с окровавленных губ. Выгибаюсь и льну плотнее. Спиной ощущаю пряжку расстегнутого ремня и кое-что гораздо более массивное.
— Ты убить готов, на цепи держать хотел бы… без особого повода, даже не за измену, не за ошибку… и пытал бы иначе, гораздо жестче, как в самых смелых фантазиях, — рискованное движение бедер находит моментальный отклик в его теле. — Расскажи, о чем твои сны?
Фон Вейганд молча толкает меня вперед. Теряю равновесие, едва успеваю упереться ладонями в пол, мое лицо застывает в ничтожных миллиметрах от соприкосновения с каменной плитой.
— Лучше показать, — его смех заставляет тело покрыться мурашками.
Напряженный член прижимается туда, где мне обычно жутко расставаться с невинностью. Но страха нет.
— Давай, — призывно изгибаюсь.
— Проси лучше, — слегка отстраняется и медленно проникает чуть ниже, в правильное место, преднамеренно балует приятным сюрпризом. — В следующий раз повезет.
Его руки крепко удерживают бедра, не дают шелохнуться, проявить малейшую инициативу. Мучительно неспешные движения посылают волны дрожи по всему телу, демонстрируют единственно верный путь развития наших отношений. Показывают, что хозяин здесь только один, и он всегда сверху.
— Очень повезет, — повторяет с нажимом.
Зубы фон Вейганда впиваются в мое плечо, вынуждая дернуться и протяжно всхлипнуть, но ритм не ускоряется, а наоборот становится еще более плавным, накаляет до предела.
— Боишься преступить черту и потерять контроль, да? — дыхание сбивается, невольно перехожу на прерывистый шепот: — Вдруг сорвешься и сломаешь любимую игрушку, не выдержишь накала эмоций… Твоя маленькая грязная слабость не дает расслабиться… Ты не можешь выбросить из головы лживую сучку, и это должно раздражать…
Финальная нота крамольной речи сгорает в пламени порочного стона. Мощный толчок, будто удар отбойным молотком внутри, прошибает до слез, вынуждает безотчетно молить о большем.
— Не раздражает. Скорее, удивляет и выглядит занимательным.
Движения становятся жестче и ощутимее, наполняют низ живота болезненно сладкой свинцовой тяжестью.
— Я не срываюсь, а принимаю взвешенные решения, — поясняет нарочито серьезно.
Его язык скользит по свежему укусу, с нескрываемым удовольствием смакует мою кровь.
— Если посчитаю нужным преступить черту, ты умрешь, — звучит равнодушно, скупо смягчается продолжением: — На данный момент это не входит в мои планы.
Дорожка влажных поцелуев проложена от одного плеча к другому. Резкий шлепок по заду провоцирует вскрикнуть. Не от боли.
— Ублюдок! — теряю самообладание, сдавленно выдыхаю: — Не посмеешь.
— Уверена? — насмешливая ухмылка фон Вейганда осязаема. — В этом мире мало вещей, которые я не посмею совершить.
Он накрывает мои ладони своими, прижимается плотнее, подталкивает к пропасти сокрушительными движениями.
— Моя собственность, — дразнит жарким шепотом: — Я всегда в тебе.
…Под твоей кожей.
Фрагменты головоломки на поверхности, их легко и удобно скомпоновать воедино, собрать простой и понятный алгоритм.
Раньше улики указывали на очевидное — фон Вейганд любит меня, но боится это признать.
Не готов сдаться с поличным и тестирует допустимые пределы. Злится и наказывает самого себя за проявление банальнейшей человеческой блажи. За то, что покой и сон его сиятельства нарушила никчемная переводчица из сельского захолустья.
