Никакие градусы не берут.
Поразительно.
— Видишь, я приобрёл часть компании за бесценок.
Шантажист.
Хотя придётся отдать должное, разыграно виртуозно, как по нотам.
— А если бы у них не нашлось тайн? — не отчаиваюсь, стараюсь обнаружить брешь в стальной броне противника. — Если бы их прошлое оказалось безупречным.
— Я бы откорректировал план, — ловко отражает удар.
— А если бы они дали отпор? — не спешу сдаваться. — Если бы перешли в наступление? Начали бы копать на тебя? Попробовали бы уничтожить? Запугать?
— Кишка тонка, — роняет иронично.
Мучительно тянет поспорить, вступить в жаркую полемику и привести тысячу достойных контраргументов.
И тут на уровне подсознания всплывает вкрадчивый намёк.
Вспомни побег.
Бл*ть.
В Киеве.
Них*я ж себе.
Вот куда клонит.
Ты давно на крючке, детка. Остальные ничем не лучше. Каждого найду и поломаю об колено, отымею, выпорю и загоню обратно в стойло.
Никакой оригинальности. Ничего впечатляющего. Сплошная серость и убогость. Никто не уникален. Тупая биомасса. Даже не пешки на шахматной доске. Насекомые. Расходный материал.
А ведь и правда.
Что я могла сделать после кровавого экшна в кабинете?
Обратиться в милицию. Пожаловаться родным и близким. Накинуться на обидчика с ножом для резки бумаги.
Фон Вейганд следил за мной, прослушивал звонки, контролировал все шаги. Прекрасно понимал, не стану втягивать семью в опасные разборки. Не рискну обратиться в органы правопорядка. С Доктором не справилась. Миллиардера точно не поборю. Физический вред причинить побоюсь.
Элементарный инстинкт самосохранения.
Не настолько сорвало башню, чтобы бросаться на медведя с голыми руками.
Многообразие решений сводится к мизерному количеству наиболее вероятных.
Либо сглотнуть и обтечь, покорно плыть по течению, авось повезёт не помереть. Либо выкинуть финт ушами, сбежать в далёкие дали, потеряться на бескрайних просторах родины.
Амбалы подстерегли меня со шприцом. Упаковали без шума и пыли. Оборвали бабочке крылья.
Фон Вейганд знал, что я попытаюсь скрыться, буду вырываться, орать и сопротивляться. Поэтому заранее позаботился о мерах предосторожности. Велел окружить дом, выловить беглянку и вырубить, не применяя насилия.
Кругом засада.
Мягко говоря.
— Нельзя просчитать до мелочей, — проявляю завидное упрямство. — Нельзя предугадать развитие ситуации заранее. Существует дофига исключений.
Молчит и усмехается.
Курит.
Не спешит капитулировать.
— Дубай! — восклицаю радостно, цепляюсь за соломинку. — Здесь облажался, не отрицай и не отмазывайся. Твой дедуля хитрее.
Выпускает дым.
Снова и снова.
Не намерен оправдываться.
— Лондон! — заключаю торжествующе, припираю к стенке: — Не углядел. Дважды. Пустил в логово врага, позволил допрашивать шизанутую Кэролайн и трепетно обжиматься с Гаем Мортоном.
Нулевая реакция.
Что за сволочь?
— Свадьба, — использую универсальный раздражитель, добиваю уточнением: — Стаса предсказать забыл.
Минован последний рубеж.
Запасаемся попкорном, предвкушаем зажигательную казнь.
— Мой дед не совершил ничего такого, чего бы я от него не ожидал, — фон Вейганд презрительно ухмыляется, подносит сигару к серебряному блюдцу, наблюдает за осыпающимся пеплом. — Он хотел познакомиться.
Накачал наркотой, связал и притащил в кабинет.
Незаурядный способ наладить контакт, милая семейная традиция.
— Когда выпала удачная возможность, я просто не стал мешать, — бросает обыденным тоном.
Поощрил и одобрил.
Ох*ительно.
— Что до твоих авантюр, ты постоянно выбираешь самый безумный вариант, — задевает за живое, обнажает суть: — Прогнозировать трудно, однако вполне реально.
Стоп, не катит.
Не раскрывай военные тайны.
— Хороший план не бывает линейным, существуют разные ответвления, — приоткрывает завесу истины. — Нужно не только видеть картину в целом, но и учитывать каждый из фрагментов по отдельности.
— А фактор судьбы? — спрашиваю робко. — Случайности?
— Нет никаких случайностей, — хмыкает. — Есть недоработки.
Он продолжает пояснять дальше. Терпеливо делится собственной философией успеха. Рассказывает, как именно достигают желаемого сильные мира сего.
Не решаюсь перебить, не собираюсь спорить.
В его взгляде вспыхивает одержимость. Без сексуального подтекста. И это завораживает, вставляет круче наркоты.
Пульс затихает на краю пропасти, у финальной черты. Сердце замирает. Но лишь на миг. Резко ударяется о рёбра, пробуждает жадные до крови миражи.
Амфетамин.
Девственный свет молний разрывает порочную темноту небес. Ослепляет, заставляет онеметь. Проливной дождь хлещет по щекам, леденит кожу.
Адреналин.
Пред мысленным взором маячит мрачный разворот чёрно-белой графической новеллы.
Крестись сколько угодно, не поможет.
Алые капли расцветают на эскизах Дьявола.
Опасная доза.
Прощальная.
Александр.
Пока фон Вейганд говорит, думаю о том, что скупых расчётов и равнодушных схем явно недостаточно. Требуется вдохновение. Особая внутренняя энергия. Умение настроить, заразить других, направить по нужной дороге.
Короче, такими действительно рождаются.
Годы упорных тренировок обратят в ремесленника, но не в мастера.
А ещё мне опять страшно.
Он кайфует, пропуская людей через мясорубку. Плюёт на мораль, нравственность и чужое мнение. Верует исключительно в свой извращённый кодекс.
Он чудовище.
И я его люблю.
— Вовремя инициированное совпадение никогда не помешает. Наоборот, красиво завершит раунд, — хмыкает. — Вернёмся в нашу сказку.
Жадно поглядываю на пустую бутылку рома.
— Было бы легко принудить парня к необходимому соглашению, — улыбается. — В первую же встречу использовать козыри, приготовленные для братьев. Жуткие преступления вызвали бы общественный резонанс. Не только вываляли бы благородную фамилию в грязи, но и уничтожили бы компанию.
