Судорожно дёргаюсь.
Боже.
Утробный стон вырывается из горла.
Мой.
Тысячи горящих иголок пронзают стопы, раскалывают хрупкое равновесие, закручивают тугую воронку в низу живота.
Настоящий дьявол.
Не желаю сдерживаться, кричу, срывая голос.
Валленберг.
Впиваюсь пальцами в широкие плечи, замираю, коснувшись райских небес, и обмякаю, рухнув на грешную землю.
— Нельзя, — выдаю чуть слышно. — Так не бывает.
— Как? — посмеивается.
— Столько оргазмов за ночь, — поясняю сдавленно.
Он ничего не говорит, укладывается на спину, не позволяет отстраниться, притягивает ближе.
Невольно вздрагиваю.
— Ох, — закусываю губу.
Его член по-прежнему находится в полной боевой готовности.
Обжигающий. Гигантский. Стальной.
Внутри меня.
Жесточайшая кара.
Сладчайшее из наказаний.
Не отпускай, не останавливайся.
Убивай.
Нежно и ласково. Грубо и безжалостно. Медленно, растягивая мучения, продлевая агонию до бесконечности. Быстро, выбивая воздух из лёгких, в лихорадочном ритме.
Рви на куски.
Душу и тело.
Всё твоё.
По праву хищника.
Наслаждайся, не ведая запретов.
Пей мою кровь. Пожирай обнажённую плоть. Издевайся над чувствами, отнимай разум. Ломай безвольную куклу.
Ничего не жалко.
— Очнись, — криво улыбается фон Вейганд, покусывает плечо, слегка царапает зубами, вынуждает трепетать.
— Ублюдок, — бросаю беззлобно.
Он шлёпает меня пониже поясницы, заставляя обиженно всхлипнуть.
— Ублюдок, которого придётся старательно обслужить, — уточняет елейным тоном, выразительно прибавляет: — Двигай задницей, отрабатывай.
Приятная истома отбивает всякую охоту шевелиться.
Как на счёт альтернативных методов?
— Представь очередной скучный приём, — шепчу ему на ухо. — Знакомые лица, дежурные фразы. Ни грамма веселья. Апатия. Уныние. Тлен.
Беру его за руку.
— И тут ты касаешься моих волос, — трусь щекой о горячую ладонь. — Обычный жест заботы. Поправляешь локон, проявляешь внимание.
Чуть отстраняюсь.
— Ничего предосудительного, — усмехаюсь. — Но мы-то знаем.
Обматываю спутанную прядь вокруг его большого пальца.
Плотно, виток за витком, до середины.
Погружаю в рот.
Закрываю глаза.
Начинаю вдохновенно сосать.
— Сука чёртова, — звенящую тишину разрывает рычание зверя.
Он кончает в меня.
— Талантливая сука, не находишь? — интересуюсь вкрадчиво. — Сука, которая схватывает на лету.
В следующее мгновение фон Вейганд стирает торжествующую ухмылку с моих уст.
Обхватывает податливое тело крепче, сжимает до хруста, толчком переворачивает на спину, наваливается сверху всем своим весом.
Упираюсь в его грудь кулаками, отчаянно извиваюсь, но это едва ли помогает.
Жадный рот впивается в дрожащие губы.
Сейчас не просто соседи выйдут курить.
Сейчас весь город на перекуре.
Вся страна.
Целый мир.
Гребаная Вселенная.
Галактика хр*нова.
Солнечная система.
А мы вдвоём. Сгораем в жертвенном пламени. Возрождаемся и погибаем. Обращаемся в лёд. Спаянные воедино.
Навсегда.
Без перерыва.
Глава 16.1
Eat, Pray, Love. (Ешь, молись, люби.)
И пусть весь мир подождёт.
Никакой суеты.
На свете существует множество вещей, которые заставляют нас волноваться. Выводят из равновесия, лишают контроля, толкают в пучину безумия, пробуждают ненависть и злобу. Вынуждают рыдать в подушку, плотнее стискивать зубы и терпеть.
Терпеть, пока хватит сил.
А зачем?
Ради брендовой одежды и новомодных гаджетов. Ради продвижения по службе и отдыха в тропическом раю. Ради денег и славы. Ради похвалы. Ради одобрения со стороны.
Терпеть, потому что так принято.
Так надо.
Испокон веков.
Получать высшие баллы, бить рекорды, достигать потрясающей формы. Создавать семью, заводить детей, добиваться успеха. Осуществлять чужие мечты.
Для удачной статистики, для впечатляющих показателей, для галочки напротив очередного бездушного пункта.
God’s gonna cut you down. (Однажды Бог остановит тебя.)
О чём вспомнишь тогда?
О главном.
О том, что было или могло быть. О том, что заставляло сердце биться чаще и приносило долгожданный покой.
Не тошнотворную апатию, не безразличное уныние пополам с давно набившей оскомину скукой.
Именно покой.
Когда с бесцельным блужданием покончено и больше нет смысла продолжать игру. Когда тысячи различных дорог складываются в один путь.
Свирепствует ветер, безжалостно хлещет дождь. Внимание приковывает надпись, обглоданная временем.
Вырезано наспех.
Боязливо жмущимися друг к другу буквами.
Счастье.
Только направление не указано.
Выбор никто не станет подсказывать.
Live fast, die never. (Живи быстро, никогда не умирай.)
Рано или поздно приходит черёд платить по счетам.
Можно выдержать абсолютно всё, лишь бы не напрасно. Можно с честью вынести жесточайшие страдания и муки, жизнь положить на алтарь эфемерного блага.
Но что воскресает в памяти, если холод сковывает запястья?
Не крутой телефон. Не эксклюзивный Maserati. Не роскошный дом на берегу океана. Не глянцевые страницы журналов. Не пёстрые кадры с экранов.
Другое.
Настоящее. Бесценное. Особенное.
Родная улыбка, звонкий смех. Мелодия без слов. Взгляд, подёрнутый призрачной дымкой. Иступлённая дрожь, сотрясающая тело.
Моменты, которые не требуют ни боли, ни жертв.
Моменты, когда не нужно терпеть.
Моменты безмятежности.
Не отвлекайтесь на ссоры и склоки, не погрязайте в глупых скандалах. Не гонитесь за мифическими идеалами, не создавайте кумиров, не поклоняйтесь золотым идолам.
