— Не порчу, а сохраняю, — резко оборачивается, берет за горло, слегка сдавливает, вынуждая запрокинуть голову. — Курить вредно. Не хочу, чтобы ты умерла раньше, чем мне надоест тебя тр*хать.
— Супер, — выдаю хрипло. — Умеешь польстить самолюбию.
Фон Вейганд отстраняется, отпускает на свободу.
Вольно, солдат, вольно.
— Звучит обидно, — растираю шею. — Очень обидно, если честно. Да и сигареты жалко, привезла из Украины, из родного города.
— Я привык избавляться от лишнего, — произносит без эмоций.
— Правда? — уточняюю удивленно, прислоняюсь к дверному косяку. — Почему бы тебе не смыть здесь сенаторшу?
Ограничивается кривой ухмылкой.
— Думаешь, кайфово наблюдать за этим спектаклем? — интересуюсь раздраженно. — Она пялится, лапает и виснет, напоминает про старые добрые деньки. Хвастает разломанным столом, щеголяет уроками готовки. Оху*тельный концерт. Закачаешься.
— Сбавь обороты, — бросает мрачно.
— Ладно, я могу без мата, — виновато поднимаю руки. — Я могу как угодно. Как поставишь. Боком. Раком. Хоть вниз головой из положения в мостике.
— Сомневаюсь, — протягивает с показной ленцой. — Для последнего необходима природная гибкость.
— Прости — что? — задыхаюсь. — Я типа недостаточно гибкая?
Ответом служит снисходительный взор.
Больше не хочу ждать, не хочу размышлять. Не хочу обтекать молча. У моего терпения истекает срок годности.
Закипаю и взрываюсь.
— Знаешь, а тебе реально не привыкать, — начинаю медленно. — Спускать в унитаз все лишнее. Сигареты, зажигалки. Чужую жизнь. Пускать под откос.
В глазах собираются слезы, но я не ощущаю желания расплакаться. Вообще ничего не ощущаю помимо безумной ярости.
— Ты же делаешь это со мной. Регулярно. Ты мою семью отправил в канализацию. Отсек ненужное, выбросил и нажал на слив.
Окончательно срываюсь.
— Зачем мне близкие люди? Друзья? Увлечения? Карьера? Ведь есть ты. Самый оху*нный парень во Вселенной. Такая честь выпала. Обслуживать в постели. Прямо подфартило. Открывать рот, раздвигать ноги, подставлять задницу. Практически мечта сбылась.
Посмеиваюсь.
— Пофиг, что нет никаких прав, что я никто, пустое место. Рядовая шлюха. Пофиг на жизнь в постоянном пизд*це. Одно неверное слово и сразу конец. Пофиг на одиночество. Только зазубри текст про баронессу, мило улыбайся и особо не отсвечивай. Играй роль, получай роскошь, шоппинг, послабление контроля.
Сжимаю кулаки.
— Да пошел ты.
Швыряю сумку через всю комнату, выплескиваю гнев. Отворачиваюсь, глухо взываю.
— Ты и твои хр*новы деньги, — впиваюсь зубами в костяшку указательного пальца.
— Тише, — холодно произносит фон Вейганд.
— А не то что? — заявляю с вызовом, оборачиваюсь. — Изобьешь?
Под горящим взглядом черных глаз раздражение вмиг испаряется. Гнев сменяется на милость. Даже становится стыдно.
Проклятье. Он любит меня. Гребаный ублюдок. И все озвученные претензии выглядят мелочно и глупо. Набор дурацких придирок.
Да, текущая ситуация слабо вписывается в идеальную картину мира, где мы скрепляем отношения узами брака, плодим детишек и ездим на романтические пикники. Но это не значит, что ради меня не выкладываются на все сто. Или даже на тысячу. На миллион.
Вернуть бы фразы назад. Какую чушь я несла. К чему придиралась? Каждый садистский поступок защищал в первую очередь мои интересы.
Однако момент упущен. Повторного дубля не будет.
— У тебя довольно скучные представления о наказании, — полные губы фон Вейганда складываются в пугающий оскал.
— Извини, перегнула, — судорожно выдыхаю. — Слишком сильно драматизирую.
— Ты права, я многое смыл в канализацию, — заявляет без тени насмешки. — И смою туда абсолютно все, что мешает.
— Я совсем не…
— Ты не пустое место и не очередная шлюха, — неспешно проводит тыльной стороной ладони по щеке. — Ты моя вещь. Собственность. Ценное вложение.
— Ценное? — переспрашиваю, инстинктивно облизываю губы и опять впадаю в неистовое бешенство: — Так может пометишь? Фамильным тавром как мебель. Давай, выжги вензель на лбу. Пусть все видят и знают. Или еще лучше — просто помочись сверху. Точно. Пометь территорию.
— А это идея, — ухмыляется.
Опускает крышку унитаза, хватает меня за талию и усаживает. Резко поднимаюсь, но он не позволяет вырваться, возвращает обратно. Преграждает путь.
— Некоторым женщинам очень нравится, — расстегивает брюки.
— Чего?! — снова вскакиваю.
— Сидеть, — грубо толкает, буквально впечатывает спиной в бачок.
— Ты же не станешь, — осекаюсь. — Тебя же такое не возбуждает.
В моих глазах плещется надежда пополам с мольбой. И шок. Дикий, неприкрытый, на грани истерики.
— Не посмеешь, — запинаюсь. — Нам ведь нужно вернуться в ложу.
Фон Вейганд ничего не говорит, но то, что читаю в его взгляде, пугает до колючей дрожи. Вынуждает простонать от ужаса, сжаться в комок.
— Пожалуйста, — дыхание сбивается.
Адское пламя подступает все ближе, подбирается вплотную. Плотоядный взор блуждает по мне, изучает изломанные контуры лица.
— Прошу, — кожа леденеет, пульс теряется. — Хватит.
Господи.
Хочу упасть в обморок.
— Ты что, — слабо дергаюсь, поджимаю ноги к животу в рефлекторной попытке выстроить линию защиты. — Неужели ты делал такое с кем-то?
Мой дьявол широко ухмыляется.
Ответ очевиден.
Делал. И не раз, и не только это. Задай вопрос пооригинальнее.
— Не вороши прошлое, — елейно произносит фон Вейганд. — Беспокойся о настоящем.
Наклоняется, заставляет разогнуться, бесцеремонно вырывает из позы эмбриона. Давит на мои бедра своим коленом. Грубо и жестко ломает сопротивление.
— Пора заканчивать шутку, — стараюсь выдавить улыбку. — Уже не смешно.
— Куда? — сухо спрашивает он.
— Не понимаю, — лгу, опять стараюсь освободиться.
— Выберу сам, — бросает холодно и встряхивает точно куклу.
Больно ударяюсь спиной. Стараюсь закричать, а не выходит. Не удается издать ни единого звука. Способна лишь сипло хрипеть. Парализована будто во сне.
— Предпочитаю мочиться на лицо, но ты верно подметила, нам еще возвращаться в ложу и досматривать спектакль, — заключает сладко. — Поэтому облегчусь тебе в рот.
Одной рукой крепко держит за плечо, а другой высвобождает член из брюк.
